Лейбу казалось, что со смертью дяди эта придуманная им цепь порвалась. «Старших» больше нет. Больше не за кого держаться, не за кем следовать.
Не то чтоб эта потребность имела для него практический смысл. Финансово Лейб крепко стоял на ногах и ни в чем не нуждался. Скорее он обнаружил в себе новые оттенки того, уже забытого, но внезапно вернувшегося чувства сиротства. И опять в его сердце поселились безысходность, неуверенность, страх. И, что самое страшное, – беспредельная, изматывающая душу тоска. И частью его тоски было новое, ранее почти не знакомое чувство – чувство вины. Дядя несколько раз намекал, что с Ароном что-то не так. Да Лейб и сам видел. Но ничего не сделал. Не проявил участия, недооценил опасность. А ведь мог. Или не мог?
– Что тебе сказать… – ответила Рива, когда он поделился с ней своими горькими размышлениями. – Какая уже разница? Не мучай себя! Ты не виноват. Видно, Богу так было нужно…
– Зачем же Арон так поступил? – сокрушался Лейб. – Что и кому хотел доказать? А главное, сам пропал и отца загубил… Понимаешь, Ривэле?
– Я все понимаю, Лейбуш! И даже больше, чем ты думаешь! Но я хочу, чтоб ты знал… Конечно, никто не заменит тебе родителей, дядю, пусть им земля будет пухом, но у тебя есть я! И я всегда буду с тобой.
Лейбу стало не по себе. Никогда он не слышал от Ривы таких слов. В суматохе дней, в череде больших и маленьких житейских хлопот они никогда не говорили о чувствах, не произносили слов любви, ни в чем друг другу не клялись. Не то чтобы им нечего было сказать, но просто… как-то… Так в кино говорят, а жизнь ведь не кино. В общем, Лейб смутился. Не знал, как реагировать, стал подбирать слова. И вдруг почувствовал, что по его щеке катится слеза. «Еще чего не хватало, – подумал он с ужасом. – Плачу, как женщина…»
Рива села рядом. Обняла, погладила по плечу. Теплой шершавой ладонью вытерла слезу на его небритой щеке и мягко сказала:
– Мне кажется, важно другое. Я тебе скажу, как я думаю. Только ты не спорь, просто послушай… Хорошо?
– Да, Ривэле…
– Я, Лейбуш, думаю так. Когда мы маленькие, мы получаем от своих родителей любовь и заботу. А когда вырастаем, отдаем ее своим детям. А они – своим. И так во все времена, испокон веку. И это все направлено только в одну сторону, Лейбуш, от родителей – к детям, от родителей – к детям… Только в одну сторону…
– Не согласен! А как же «Почитай отца своего и мать свою…»?
– Есть разница между «почитать» и «любить». Это раз. А второе… Как тебе объяснить… Вот представь, если бы твои родители были живы, и мы все жили в одном доме, и там случился пожар, ты бы кого бросился спасать в первую очередь – Сему с Раей или родителей, пусть им земля будет пухом?
Лейб посмотрел на жену испуганным беспомощным взглядом. И тут же повернул голову в сторону комнаты, где спали дети.
– Вот, Лейбуш, в этом и есть высшая мудрость. И не нам ее менять… И еще. Если уж зашла речь о детях… Ты им нужен сильный. И мне нужен. Что мы без тебя? Ничего, пустое место!
Лейб поднял глаза, хотел ответить, но почувствовал, что в горле стоит ком и он не может произнести ни слова.
– Ничего не говори, – тихо произнесла Рива, – пойдем, я уложу тебя спать. Пойдем…
Лейб потом еще долго мысленно возвращался к тому разговору. В конце концов вынужден был признать, что Рива права. Видно, так в жизни все и устроено. Он всегда будет помнить родителей, дядю. Всегда будет им благодарен за все, что от них получил. Но он не может бесконечно пребывать в состоянии скорби и терзать себя чувством вины. Поэтому любовь, силы и душевное тепло он направит на тех, кто с ним рядом, кто, слава Богу, живы! На жену и детей. На брата с сестрой. Рива права: он мужчина, он сильный, он должен о них позаботиться.
