Разговор с внуком - страница 21

После революции он работал школьным учителем истории и литературы. В глазах у меня его грубо высеченное загорелое лицо с глубокими складками и в то же время красивое. Неимоверной силы был этот человек с мощными руками борца. Идет он однажды на работу, а два здоровых с виду мужика пытаются убрать валун, мешавший проезду. Спрашивает: «Ребята, чем занимаетесь?», они ему: «Да вот никак каменюку не можем отнести». «А ну, посторонитесь, дайте мне попробовать», – сказал им Васильев. Учитель подошел, поднял этот валун, как перышко, и отнес в сторону. Мои одноклассники – свидетели этой необычной сцены. С той поры мы крепко зауважали Васильева.

Это был особенный преподаватель – сейчас таких почти нет. Он не учил нас в той форме, как это принято: он рассказывал, показывал, предлагал нам думать самим, спорить, задавать вопросы, понимать закономерности. Он не внушал, не вдалбливал, а приглашал нас самим созреть до правильного ответа. При этом Васильев обладал феноменальной памятью. Вот он приходит, начитает вести с нами разговор на отвлеченную тему, но не просто так, а с какой-то определенной воспитательной целью. И вдруг говорит: «Так, ребята, минутку, а ведь у нас сегодня диктант, все приготовились?» Начинает диктовать из головы, никаких записей у него не было. Закончив диктант, произносит: «А теперь прошу проверить», и все, что надиктовал нам на память, слово в слово снова повторяет вслух! Васильев старался привить своим ученикам вкус к настоящей литературе, благодаря ему мы втянулись в изучение истории, стараясь критически воспринимать информацию, рассматривать прошлое с разных точек зрения.

Затем он уехал на педагогическую переподготовку в Сталино, нынешний Донецк, и неожиданно пропал. Длительное время никто ничего не знал о его дальнейшей судьбе. Весть о том, что его посадили в тюрьму как «иностранного шпиона», с быстротой молнии облетела всю школу.

Лично для меня арест этого благородного человека стал настоящим шоком, осознанием собственного бессилия перед несправедливостью, царящей в мире. Я никогда не верил, что он мог быть шпионом и предателем Родины. Не верили этому и мои одноклассники.

Я не умел все это объяснить и не пытался теоретизировать, но ломка была болезненной: первой моей мыслью было, что мы никогда больше его не увидим. Так, собственно, и произошло…

Откровения о культе личности Сталина, прозвучавшие на закрытом ХХ съезде партии, у современников вызвали оторопь. Текст не публиковался, его только зачитывали, сначала на партсобраниях, потом и на общих собраниях трудовых коллективов, конспектировали (открыто он был опубликован в Советском Союзе лишь 33 года спустя, когда никого уже не интересовал). Доклад Хрущева подрывал веру в правоту того дела, которому миллионы советских людей и мои родители искренне посвятили свою жизнь. В то же время, по их словам, самыми счастливыми, несмотря на все трудности, выпавшие на долю нашей семьи, были годы после Гражданской войны.

Для меня же самыми счастливыми были 4–5 предвоенных лет. Ты, наверное, спросишь: «Почему?» Во-первых, потому что мы тогда были молоды – впереди была целая жизнь. Во-вторых, действительно в эти годы все как-то наладилось. В-третьих, потом была страшная война, а затем тяжелое послевоенное время. На этом контрасте предвоенные годы порождали лишь самые светлые воспоминания.