Разговор со своими - страница 19

Пошла к главному редактору, сказала, что, по-моему, имею право отказаться от работы над материалом, автору которого дала крепкую пощечину. Главный редактор был интеллигент. Дал разрешение!

А потом издательство – о, счастье! – разделилось на «Прогресс» с той же тематикой и «Радугу» – художественная литература. Можно не гадать – я ушла в «Радугу». Жить стало интересней: все-таки – Шукшин, Чехов, Достоевский и еще многие светлые имена. Но труднее стало во много раз. Перевод всегда приблизителен, и хороший перевод – это когда достигнута максимальная близость. Особенно трудны в переводе, конечно, стихи, но и пьесы. Русский язык для перевода чрезвычайно труден, особенно если художественное произведение высокого качества. В каждом слове – смысловая интонация.

Я вместе с очень образованным носителем языка (попросту – арабом из Египта) переводили чеховские пьесы. В «Трех сестрах» есть сцена, где Маша в какой-то момент произносит: «Да». И ты, читая, понимаешь, что это не «утверждение» или «согласие», а, скорее всего, «раздумье» или даже «разочарование», «сожаление». Мой бедный Бакр ничего подобного почувствовать не мог, я объясняла, но и сама, пользуясь семейным положением, заставляла Гердта читать мне это место в пьесе, чтобы выбрать интонацию… В арабском языке достаточно слов «да», но ни одно передать наше «да» не могло! Из положения с трудом, но вышли: взяли одно слово, не просто «да», надеюсь, что интонация возникла…

Вообще русский язык – чудо (Тургенев нам это давно объяснил)! Конечно, он есть выражение духа, теплокровности российской, но и безалаберности этой же нации. Сколько исключений из правил! А когда спрашиваешь, как объяснить? Ответ: никак, «категория языка», просто запомнить. Всю жизнь радуюсь, что мне его учить не надо!

Поездка, изменившая жизнь. – Театр Образцова. – Зиновий Ефимович Гердт. – Перевод «Волшебной лампы Алладдина» и «Необыкновенного концерта».

В начале 1960 года, даже не знаю кто, рекомендовал меня администрации кукольного театра имени Образцова в качестве переводчика для поездки на гастроли в арабские страны. Мне позвонил главный администратор театра Наум Борисович Левинсон – и первое, что он меня спросил, удивив до крайности, было:

– Какого вы роста?

– Сто шестьдесят, – оторопев, сказала я, – при чем это?

Он продолжал:

– Дело в том, что, помимо спектаклей, вам придется переводить творческие выступления Сергея Владимировича и стоять рядом с ним на сцене. Вы когда-нибудь видели Образцова? Вы не выше него? Он не любит, чтобы переводчица (переводчиков он не признает) была выше него ростом.

– Думаю, не выше.

Когда я, волнуясь ужасно, вошла в кабинет Левинсона, он встретил меня дивной администраторски-развязной фразой:

– Подходит! В женщинах я разбираюсь лучше, чем в профсоюзном движении. Идемте!

«Чуть выше? Но я ведь на каблуках…» Таня с С. В. Образцовым

И повел меня к Образцову. Образцов взглянул на меня благосклонно, по-видимому, убедившись, что я точно ниже ростом, и повел, сказав:

– Идемте знакомиться!

Вышли в фойе еще старого, немыслимо уютного и обожаемого мною театра, где сидела вся «вторая» группа, которая и ехала на гастроли. Образцов:

– Познакомьтесь, это Зиновий Ефимович Гердт, с которым у вас основная работа.

З. Гердт с Апломбовым и С. Образцов

Пожимаем руки. Глядя прямо в глаза, Гердт произносит первые слова: