Разлом. Книга 1 - страница 19



Н-да… Очень уместные мысли, когда твой самолет того и гляди свалится в штопор! А «Беркут», машина хоть и крепкая, даже боевая в части оснащения и характеристик, но по большому счету всего лишь транспортник, для фигур высшего пилотажа не предназначенный.

Замедленная реакция и мысленный ступор – еще одно следствие пролета через Барьер – часто не сразу в себя приходишь. Потребовалось даже мотнуть головой, чтобы прогнать лишнее из головы.

Так…собраться… Собраться!

Мерзкое чувство подскочившего к горлу желудка, возвестило о том, что самолет начал опускать нос.

– Куда! Стоять!

Машине, как дрессированной собаке, порой требовался хороший окрик.

Еще дважды безрезультатно щелкнул тумблером. Мысленно выругался. Наперекор инстинктам, толкнул штурвал от себя, сознательно направляя «Беркут» вниз и стараясь поймать воздушный поток. Снова попытался запустить вспомогательную силовую установку. Характерная дрожь прошла по корпусу самолета. Потом машина вздрогнула – ожили дизеля. Появилась тяга.

Отлично!

Начал работать закрылками, выравнивая «Беркут». Тряска усилилась, но я уже знал, что «вытащил» самолет. Внутри появилось удовлетворение и крайне приятное чувство одержанной победы.

Со лба стекал пот, рубашку тоже можно выжимать.

Надо проверить, как там мой прикрывающий.

– “Беркут” вызывает “Шмеля”.

Поляк не ответил, хотя мы уже достаточно удалились от Барьера, чтобы заработала связь. И сразу поправил себя: я удалился!

И снова вернулись все страхи.

– Войцех!?

Да чтоб тебя! Неужели на этот раз у напарника что-то случилось?!

– Войцех, ответь.

Я начал высматривать “Шмель” над собой, по бокам и, с замиранием сердца, внизу.

Окрашенные закатным солнцем и Барьером в розовый горы мало отличались от таких же в Верхне-китайском Пределе, который мы покинули.

Самолёта прикрывающего нигде не было.

– Войцех! Это Златов, ответь!

– Да не шуми, я прямо над тобой.

– А чего молчишь?

– Закатом залюбовался.

– Вот ты…

Поляк рассмеялся:

– Хотелось посмотреть, как ты паниковать начнёшь.

А мне хотелось ему отвесить хорошего тумака. Шутить вздумал! Весело ему.

– Как обстановка? – сердито пробурчал я.

– Пространство чистое, в воздухе кроме нас – никого. Вышли недалеко от Калькутты.

Ого! Далеко нас снесло. Радовало только, что в Калькутте располагался вполне приличный аэродром. Поэтому, можно сказать, что всё хорошо.

Зря я так переживал и волновался. Все эти страхи, суеверия, байки – ничего они не значат. Только голову забивают и нервы щекочут.

– Злотый, ты чего, обиделся?

– Перед тем, как ты меня догнал, я видел тень призрачного пилота.

Войцех замолчал. Что, уже не так смешно? Настал мой черёд злорадствовать.

Я не знал, насколько он суеверен, если как я, то мои слова произведут на него впечатление. Если же хоть немного больше… я улыбнулся, чувствуя себя этаким злым гением.

– Златов, ты это… извини, – проговорил, наконец, напарник.

– Ладно, проехали. Как завёлся?

– С первого раза.

Я даже позавидовал. У меня давно так не получалось. Отличная машина у поляка.

– В Калькутте знаешь, где перекусить нормально, чтобы не плеваться огнём потом?

Я прекрасно помнил наставления Джеремайи, но никто не будет диктовать мне, где питаться.

– Есть местечко недалеко от храма Восьмого шудра, – ответил Войцех.

– А Восьмой это у них кто: йог или слоноголовый?

– Йог.

Настроение у меня заметно улучшилось. Самолёт летел ровно, двигатели “шептали”, скоро приземлимся, сходим перекусить, а то уже начинало урчать в животе. Страх остался в прошлом. Зря я только нервничал.