Родители сначала громко обсуждали, что маме нужно взять с собой в дорогу, а затем, видимо, устав ругаться друг с другом из-за этой вредной тётки Войны и боясь испугать меня и Юваля, перешли на шёпот. Но всё равно их было хорошо слышно.
Папа говорил:
– Роза, прекрати истерику. В военкомате сказали: взять с собой продуктов на пять дней и не больше чемодана вещей на семью. А потом опять все вернутся в город.
– Моисей, какой чемодан на семью? Куда мы едем, тебе сказали? И как я могу не волноваться, когда со мною дети? Ты можешь хотя бы что-то конкретное сказать?
– Да что я могу тебе сказать сейчас? Ну, военком сказал, что ситуация сложная, но не нужно устраивать панику. Отгоним немцев, – это три-четыре дня, не больше – а к тому времени подойдут части из округа и всё наладится.
– Какие ещё части из округа?! Что ты мне голову морочишь? Почему же тогда нельзя на машине выехать? Ведь это проще!
– Я не знаю! Умоляю тебя, собирай быстрее детей и не копайся с тряпками! Отъезд сегодня, другой возможности выехать уже не будет.
Я вообще ничего не поняла, но меня охватила радость: ура, мы опять куда-то едем!
Через два часа мы с мамой уже стояли на станции, а перед нами носились взъерошенные горожане и кричали друг другу на ходу, что надо искать свои вагоны. В толпе я не увидела своих друзей, и меня это страшно огорчило, но я почувствовала, что не стоит сейчас говорить об этом маме. Она стояла бледная и испуганная и явно не знала, что ей делать и куда идти.
Решение принял Юваль.
Он потянул маму за рукав и уверенно сказал:
– Мама, скажи этому дяде в форме, что мы живём около Кремля, и спроси, какой вагон наш.
Мама так и сделала. Мы залезли в деревянную теплушку, в которой было полным-полно народу, и разместились почти у входа, – хорошие места, которые, как я определила, находились у окон, все уже были заняты.
Общая нервная обстановка должна была подействовать и на нас, детей, но не подействовала, потому что я и Юваль искренне не понимали, отчего это всем так невесело. Ведь мы куда-то едем, это же настоящее путешествие! Даже наше незавидное место почти у самых дверей нас не смущало: какая разница, в самом деле, где сидеть, ведь главное ехать!
Только некоторое время спустя я поняла, что жизнь и смерть одинаково жульничают и не упускают возможности надуть друг друга. К этому выводу я пришла под давлением обстоятельств: при первом же страшном налёте на наш поезд мы успели выскочить из вагона, а те счастливчики, что сидели у окна, сгорели заживо.
ХХХ
Поезд отъехал от станции спустя где-то час. Не успели мы покинуть наш чудесный Псков, как опять стал слышен гул самолетов, – наверное, это были те самые чёрные птицы с блестевшими на солнце боками, которых я видела утром. Они прилетели проводить нас!
На этот раз гул их был отчётливее и громче, и некоторые из взрослых, сидевших в вагоне, вскочили со своих мест и заметались, словно им пришла охота куда-то бежать. Поезд наш тащился и до прилёта самолётов еле-еле, а теперь и вовсе встал и зачем-то страшно загудел, совсем как старый дед Натан, наш сосед по площадке, – он, когда хотел откашляться, сначала надувался, как индюк, а потом с грохотом и свистом выдавливал из себя воздух. Выходило это у него через раз из-за древности и сердечной болезни.
«Воздух! Все из вагона!» – заорал дядька из середины толпы, метавшейся бестолково по кругу, и люди, подчинившись ему, все как один ринулись к дверям.
