Читать онлайн Ида Пресс - Размышления Иды

Благословенна земля

под ногами наших матерей.

Цените каждый час, проведённый

с ними, чтобы после их ухода

вспоминать это время с

радостью.

От автора

Первое большое путешествие

Летний день заканчивался для меня и братика Юваля как обычно: мама позвала нас пить молоко с гренками, и мы с охотой побежали на кухню. Наш кот Васька, огромный пушистый сибиряк с глазами, полными одновременно и отваги, и хитрости, и презрения к любому труду, который не вел к получению чего-нибудь прекрасного, вроде колбасы или рыбки, ринулся за нами, урча и взъерошивая шерсть на бегу, как будто его, а не нас позвали к вкусному ужину. Но мы не обиделись на этого лежебоку и хитрюгу и первым делом, сев за стол, дали и ему по ломтику, смоченному в молоке. Васька съел свою порцию моментально, а затем вылез из-под стола и нахально уставился на нас, прося ещё чего-нибудь. Мама, увидев это и оценив Васькин хитрый манёвр, замахнулась на него полотенцем и притворно сурово приказала убираться из кухни. Васька, конечно, всё понял, поэтому и не думал убираться, а мы засмеялись. За шкафом в гостиной у него была припрятана целая куриная грудка, стащенная с кухонного подоконника накануне, но он по обыкновению рассчитывал ещё какой-нибудь вкуснятиной разжиться.

Как же нам было весело! Жизнь вообще состоит из одного счастья, и почему мало кто из людей это понимает?

Это лето было полным-полно радости, и я с непонятным воодушевлением выбегала по утрам на улицу, где меня уже поджидали сплочённая в мелком хулиганстве ватага мальчишек и примкнувшая к ней девичья отчаянная троица; все они – и мальчики, и девочки – были такие же, как и я, пакостники и шлемазлы, как называли членов нашей банды некоторые кумушки во дворе. А мне было всё равно, как они нас называют, потому что дальше грозных окриков и обещаний надрать уши за очередное озорство дело никогда не шло. В соседских палисадниках мы обирали смородиновые кусты, распихивая по карманам незрелую ягоду, не готовую к поеданию, но вполне пригодную к запуску из рогаток, на реке устраивали засады малькам и много чего ещё делали, совсем не из хулиганских побуждений, а для того чтобы набраться житейской мудрости.

Лето для того и существует, чтобы я и Юваль не переставали удивляться каждому жаркому дню, дарившему бесконечное ощущение красоты и сказки. Сегодня мы решили идти на Великую, чтобы раздобыть снетков и плотвичек, а после в консервной банке сварить уху. Я позвала Ваську на реку, крикнув, что оставлю часть улова лично ему. Он по стародавней привычке вылез на балкон и лениво наблюдал за нами с любимой своей табуретки, и, конечно, ухом не повёл в ответ. Проходимец, он знал прекрасно, чем закончится наша рыбалка и что ему, собственно, ничего не перепадёт, – так зачем же лапы мять? Читалось в его взгляде: вот придёте вы с реки чумазые и голодные, а я к тому времени что-нибудь вкусное обязательно выпрошу у хозяйки.

Да, моя мама, красавица Роза, очень Ваську любила. Всё так и случилось, как думал кот: мы пришли несолоно хлебавши, измазавшись и поцарапавшись о прибрежный кустарник, а кое-кто из нашего двора получил ещё и взбучку от родни за порванные шорты и рубашки. Я и Юваль, оглядев себя и не найдя повода для взысканий, открыли тихонько дверь и на цыпочках прошли в свою комнату. Мама уже сварила борщ, и его невозможный аромат не позволил нам сидеть спокойно на месте. Мы по очереди выглядывали в гостиную, разделявшую нашу комнату и кухню, и гадали, с чем сварен борщ, – с говядиной или курицей?

Наконец мама, усмехаясь, позвала нас обедать. Борщ оказался с говядиной и был вкусен до умопомрачения; кроме того, на столе была густая сметана в креманке, ароматный коричневый хлеб, который мы посыпали солью и зеленым луком, таким крупным, что его белые крепкие головки размером были чуть ли не с наши кулачки.

Вечером из мастерской пришёл папа и сообщил нам с таинственным видом, что завтра очень рано мы все вместе поедем в Гдов навещать бабушку и дедушку. Ура! Я ещё никогда не выезжала на автомобиле за город. Про Гдов, который стоял вблизи какого-то чудного озера, мы слышали от родителей много раз, поэтому горели желанием посетить его, но у них всё не находилось для этой поездки времени. И вот это время настало! От радости мы так орали и скакали по комнате, что маме пришлось накричать на нас на своем ужасном шипящем польском, который она применяла только тогда, когда у нее «заканчивались нервы», как она говорила.

Оба моих родителя удивительные люди. Папа работает в часовой мастерской, копается там до самого вечера, а его родня, приходя к нам в гости по воскресеньям, дружно качает головами и перешёптывается, – из этого шушуканья я однажды поняла, что папины кузины и кузены, а также всякие дядья с тётками недовольны тем, что он, сын раввина, нашёл-таки на свою голову какую-то краковскую аферистку и пленился ею настолько, что взял в жёны.

Мама, как с гордостью я отмечала про себя, чихать хотела на выпады и тайные происки папиной родни, потому что она была статная красавица и одевалась по моде, так что все соседки от зависти лопались. Без всяких усилий свела она с ума мужскую половину нашего начальственного дома. Папа однажды чуть не подрался с ней из-за сущей ерунды: он ей в гневе крикнул, что вела бы она себя скромнее и лучше бы прикидывалась дурочкой, а не панной со шляхетскими замашками. «И так, – он орал, – на нас все косо смотрят, потому что ты на самом деле дура! В доме одни партийные чины морды кривят, их жёны деревенские бабищи, и ты для них как красная тряпка для быка! Бог мой, лучше бы я в Могилёве остался! Там, по крайней мере, все свои». Мама искренне не понимала, чего он так разошёлся, и решила в ответ промолчать, поэтому папа постепенно успокоился и уже вечером шептался с ней на кухне совсем любовно, будто и не было между ними ссоры.

Какой папа наш чудак! Он жалеет, что переехал из Могилёва, поддавшись на уговоры мамы, у которой в Гдове, что рядом с волшебным Псковом, жили родители. Могилёв я и Юваль совсем не помнили, да и чёрт с ним, – ведь лучше Пскова на земле нет ничего! Мама, когда речь заходила об этом давнем переезде, загадочно улыбалась и спрашивала папу примерно об одном и том же: почему же его родня вслед за ним притащилась из чудесной Могилёвской губернии в Псков, что ей на месте-то не сиделось? А теперь эта орава ходит к нам в гости, строит из себя невесть что и пьёт её кровь, как будто больше у папиной родни и дел никаких нет на земле. Истинную правду говорила мама. Но папа не сдавался, хотя, по правде говоря, аргументов в защиту своей родни у него было негусто. Он упирал на то, что не все его родственники подверглись маминому влиянию и покинули родные места. «Ах, боже ты правый! – восклицала мама перед тем, как перейти в наступление на именитый папин клан, расселившийся по всем большим и малым городам от Гродно до Витебска, – я ведь, по-твоему, даже и расстраиваться не смею из-за того, что сама пани Рая Кушнер, первая шляпница и модница, нос от меня воротит. Было бы из-за чего расстраиваться! Вечно пыхтит, как будто я ей задолжала кучу злотых и не отдаю». Мама эту Райку, двоюродную сестру папы, поднимала на смех всякий раз, когда он заводил разговор о своей родне. Разве могла эта Рая, которая кое-что шила у себя в местечке, сравниться с ней, с Розой, работавшей у самого Пилсудского?

Кто такой Пилсудский, я не знала и не понимала, – вероятно, это очень значительный человек, раз мама о нём говорит. Родительские баталии всегда заканчивались яркими мамиными победами. Я, слушая эти споры, не придерживалась ничьей стороны, потому что, говоря откровенно, до папиной родни мне не было никакого дела.

Почти деревенский Гдов не произвел на меня и Юваля никакого впечатления, тем более что бабушку Иду, в честь которой меня назвали, и дедушку Иосифа мы видели когда-то очень давно и никакими воспоминаниями не были с ними связаны. Городок показался нам совсем крошечным и почти необитаемым. По улице вдоль ровных заборчиков ходили вразвалку и сонно квохтали куры, во дворах мычала и хрюкала живность, и лишь изредка, тренькая звонками, катили мимо нас мальчишки на велосипедах.

Ну и скука здесь – хуже, чем на поминках! Бабушка подарила Ювалю шерстяной яркий свитер, который он с боем позволил надеть на себя, но тут же и снял, с рёвом заявив, что тот кусается и ходить в нём невозможно. Мне была подарена металлическая трубка непонятного назначения, в которой что-то гремело. Я стала вертеть её и так и сяк, не понимая, что с ней нужно делать.

Наконец мне это надоело, и я спросила дедушку, для чего эта штука вообще нужна. Но дедушка по-русски, кажется, ни слова не понимал, и пришлось объяснять всё папе. «Это очень занимательная вещь, – заговорил он, – а называется она “калейдоскоп”. В него надо смотреть, а не в руках вертеть. Направь его на свет и поверни цилиндр вокруг оси». Я так и сделала. Боже мой! Передо мною чередой пошли волшебные узоры, один чудеснее другого, и я закричала в полном восторге от увиденного. Юваль, обиженный бабушкиным свитером, тут же вцепился в мой подарок и стал вырывать его у меня из рук. «Ну-ка, артисты, прекратить бодаться сейчас же! – шутливо прикрикнул на нас папа. – Ишь развоевались! Будете смотреть по очереди, а не то отниму и больше никому не дам».

Рано утром мы поехали обратно в Псков. Я покинула дедушкин дом без сожаления. И подумать я не могла, что вижу родных мне людей последний раз в жизни.

Люди наивно считают, что всё в их руках. Нет. Сюрпризы могут быть такими скверными, какими их даже самый прожжённый жизнью ловкач вообразить себе не сможет.

ХХХ

Самолётики, самолётики летят! Ох, сколько же их много!

Я стояла на балконе, прижимая к себе Ваську, который почему-то истошно орал и вырывался, и с интересом разглядывала стаи металлических птиц, пролетавшие над нашим домом. Я даже помахала им приветственно, но они, как мне показалось, совсем не заинтересовались мною, что было обидно.

Совсем недавно мы вернулись из скучного Гдова, а как всё изменилось вокруг! Две недели назад что-то такое случилось, от чего все наши соседи и даже родители с ума посходили. Взрослые говорили о какой-то войне. Я не знала, весело это или не очень, и поэтому решила родителей не спрашивать ни о чём. По всему видать, в наш дом поселилась какая-то женщина по имени Война, и соседи от нечего делать судачили, что от неё можно ожидать; наверное, ничего хорошего ожидать не приходилось. Наверняка характер у этой женщины был такой же суровый, как у тёти Берты с первого этажа, которая ругалась с утра до вечера со свекровью, а если выходила во двор, то непременно чем-то была недовольна, всё равно чем, и устраивала скандал на пустом месте.

Васька вырвался и удрал в комнату. Я услышала, как хлопнула входная дверь, а затем увидела испуганные лица родителей. Мама, заметив детскую фигуру на балконе, охнула и подскочила ко мне, сгребла в охапку и понесла, как куклу, в коридор, где усадила на банкетку, строго приказав сидеть смирно и не мешать ей собираться. Юваль сидел на кухне, раскачиваясь на высоком стуле, болтал ногами и строил мне страшные рожи. Ну погоди же, братец! Вот я с тобой поговорю вечером. Я ему в ответ показала язык и фыркнула с возмущением, понимая, что он без зазрения совести пользуется ситуацией. Он ведь прекрасно слышал, что сказала мама, – сидеть смирно и не мешать ей.