Размышления об алхимии и алхимиках - страница 18

Чтобы еще дальше показать широту владычества совести, я должен сослаться на то, что люди называют честью, и заметить, что нет другого принципа чести в человеке, кроме этого одного – совести. Я, конечно, имею в виду истинную честь, а не слепое почтение к условному кодексу, определенному какими-то произвольно придуманными понятиями узколобых, невежественных, высокомерных и властных людей, имеющих лишь местное существование и влияние. В строгом смысле, ничто не является почетным, кроме того, что правильно, и должно быть совершенно ясно, что ничто неправильное не может быть почетным. Принцип, который определяет, что правильно, определяет также и то, что истинно почетно; и поэтому, говорим ли мы, что правильно жить по чести, или почетно жить праведно, мы говорим одно и то же.

Большинство кодексов чести, как их называют, поддерживаются любовью к репутации, благодаря которой люди подчиняют свое поведение правилу некоторого внешнего закона; но даже здесь субъекты этого закона либо одобряют закон, что может случиться, либо убеждают себя, что правильно сообразовываться с законом, предписанным данным обществом, в котором они живут; или, если нет, они не могут чувствовать себя удовлетворенными, живя в соответствии с ним.

Я добавлю здесь, что совесть также является единственным принципом добродетели; ибо добродетель заключается не в суждении о том, что может способствовать благополучию в благоразумном смысле, за исключением тех случаев, когда добродетель сама признается также и высшим благоразумием. Благоразумие может быть добродетелью, но добродетель не определяется благоразумием; примерно так же, как мы можем сказать, что синий – это цвет, но цвет не может быть определен тем, что он синий.

Я даже пойду дальше и скажу, что большинство, если не все, вопросы религии в конечном итоге определяются обращением к тому же принципу – совести. Именно так люди рассуждают об обязанности посещения богослужений и жизни в соответствии с большинством обычаев религиозных людей.

Высшая из всех религиозных обязанностей – это повиновение Богу; и все же это, согласно используемой фразеологии, имеет свое основание в совести. Говорится, что для творения правильно повиноваться Творцу. Повиновение, оказанное на любом другом основании, не было бы свободным, а будучи вызвано либо надеждой на награду, либо страхом наказания, лишено добродетели. Чувство долга, озаренное любовью, является истинным основанием того совершенного повиновения Богу, которое является целью всей чистой религии.

В Коране нет ничего более оскорбительного, чем постоянное осуждение на «адский огонь» неверующих, просто потому, что по природе вещей страх никогда не делал и не может сделать человека честным.

Определить, какое именно поведение угодно Богу, может быть делом других принципов, в которых люди могут сильно расходиться. Но это различие в суждениях, применяемых к фактам при решении вопросов истории и т.д.; однако, когда удается решить, что какое-либо конкретное поведение человека угодно Богу, обязанность подчинения уже предписана в совести.

В дополнение ко всему сказанному, есть один способ постановки вопроса, который, кажется, исключает всякие споры; ибо пусть будет предположено, что какой-то другой закон, помимо закона совести, имеет больший авторитет, как он может быть подтвержден, если не самой совестью, к которой в конечном счете необходимо обратиться за одобрением закона? ибо сказать, что человек