– Верно, не молоденький. Правильно говоришь: и у меня бессонница. Так чего ж ты меня будишь, когда я, наконец, засыпаю!?
– Ты засыпаешь, я просыпаюсь…, – отговаривается кот.
– Дождёшься у меня, я тебя веником поколочу.
Кот прижимает уши и шипит ещё громче. Для него страшнее веника на свете ничего нет.
Был как-то у меня старый веник. Хватил я им Рыжего по спине за дело, так веник от дряхлости и развалился, когда я только выцеливал рыжую спину. С тех пор он всё мне поминает, как я об него такого маленького и несчастного здоровенный веник сломал: мол, совсем с ума сошёл, старый фантазёр!
– Хорошо, ничья! – говорю я Рыжему.
Посидели, помолчали.
– А как вообще тебе живётся?
– Плохо! – отвечает Рыжий.
– Почему??
– Потому, что после того веника, – Рыжий подчёркивает слово «того», – ты купил ещё три новых. Один на балконе стоит, другой в спальне, а третий на кухне. Куда ни приду, везде сплошная инквизиция.
– Ты утихомирься, а то действительно тебе инквизицию устрою. Кто старое помянет, тому веником по ушам.
– Вот! И я про это. За правду всегда бьют, – шипит кот и ещё больше прижимает уши.
– А чем же ещё тебе плохо живётся?
– За всю жизнь ни одной птицы не поймал. Мышь один раз поймал, но она так верещала, что мне плохо стало. Ты сам меня валерьянкой отпаивал.
– А ещё?
– По карнизам ходить нельзя. Раз на соседский балкон перелез, так, сколько разговоров было?! – Рыжий сидит и загибает когти на свои обиды.
– На улицу нельзя. Всю жизнь на пятом этаже прожил.
– Ты ещё на седьмом жил.
– Этого я не помню. Да, и какая разница – всё равно в клетке.
– Кошек я не знаю – даже воробьи надомной смеются.
– А ещё вороны рассказывают, что где-то там внизу есть рай. Там всего, что ни захочешь, в изобилии. Там все находят своё счастье.
– И как же этот рай называется?
– Имя у рая прекрасное – Помойка!
– Приехали! Всё, вороны отменяются. Тебе сколько лет, Рыжая Морда!? На всём готовом живёшь. На деликатесах. Сам есть не буду, пока тебе от своего куска лучший край не отверну! А тебя на тухлятину потянуло! Не Рыжий ты после этого, а Скотти!
Рыжий молчит. Молчу и я. Наконец кот не выдерживает и спрашивает меня:
– Ты-то сам счастлив?
Поймал он меня врасплох. Задумался я не на шутку. Потом говорю ему:
– Знаешь, Рыжик, ты прав: я так и не поймал мою птицу Счастья. Видел, но не поймал. Может быть позже, может быть в другой жизни.
– Так чем же мы с тобой отличаемся? – хмыкнул Рыжий. – Шерстью!?
– Ладно, хватит разговоров. Пойдём, накормлю тебя, – сказал я Рыжему. – Что ему объяснишь: всё равно он представил птицу Счастья в перьях. Расстроил он меня.
Рыжий побежал впереди и, когда я дошлёпал до кухни, он уже стоял у своей миски и предъявлял:
– Смотри, миска пуста.
– Ладно, угомонись! – Перебираю консервы. – Ты что будешь: гусиный паштет, индюшку, кролика…?
– Всё! – сказал Рыжий и обернулся вокруг себя как балерина.
Я так и сделал. Рыжик всё понюхал, сказал спасибо и побежал вон из кухни.
– Постой! Ты куда, гад? А кушать?
– Позже. Сейчас сыт.
Нет, нельзя верить учёным котам. Обманул он меня. На жалость взял. Не любит Рыжик, когда его миска пуста. Пусть лучше всё засохнет, но чтобы было.
Что делать. Пошёл работать дальше. За моей спиной на сливе окна сидели два насквозь промокших воробья.
