Разве мы не можем быть подругами - страница 2

– Ты начнешь собираться или так и будешь смотреть на себя в зеркало?

– Может, и буду, – обиженно говорю я. Мне не нужно ни готовиться к выступлению, ни спешить на запись. Я была бы не против просидеть весь день в розовом халате и с розовыми бигуди в волосах. От усталости мне даже двигаться неохота.

Вчера поздно ночью я вернулась из Калифорнии после четвертых американских гастролей «Джаза в филармонии»[4]. Долгий перелет, спор с моим мужем Рэем и бессонная ночь меня вымотали. Джорджиана зря рассчитывала, что к полудню я буду бодра и полна энергии.

Я прожигаю кузину взглядом:

– Почему ты вечно ко мне врываешься? Донимаешь. Мне это не нравится.

– Я ассистентка. Донимать тебя – моя работа. На самом деле ты не возражаешь, – говорит она. – Я врываюсь к тебе уже двадцать лет.

– И все же я имею право на личные границы, Джорджиана.

– Как и все мы, – протяжно отвечает она, по-прежнему пристально разглядывая ванную комнату, будто видит ее впервые.

В прошлом году я переоформила интерьер ванной после очередного разрыва с мужем. Мысленно я пытаюсь подсчитать эти разрывы. Кажется, в последнее время они происходят по два раза в месяц.

Пока я погружена в размышления, Джорджиана подходит к запасному табурету, который я держу в ванной для Рэя (или, скорее, держала для Рэя). Она прищуривается, глядя на душевую кабину, и задумчиво наклоняет голову.

Вдруг я понимаю, в чем дело.

– Рэй не прячется за розовой шторкой, Джорджиана. Можешь не искать, – говорю я непринужденным тоном. Моя злость никогда не слышна в моем голосе. Раньше я думала, что с возрастом это пройдет. Но за долгие годы спокойный тон не раз мне пригождался, и теперь, в тридцать пять, я не готова с ним расстаться.

Нависнув надо мной, Джорджиана чуть приседает – будто хочет меня обнять. Наверное, заметила, что я в расстроенных чувствах.

– Что это за помада? – Она протягивает руку, и я передаю ей тюбик Revlon оттенка «красный ворон». – Спасибо. – Джорджиана красит губы. – Как я выгляжу?

– Как я, только понарядней. И стройней.

– Элла, прошу. Не начинай. Сегодня такой чудесный день, не надо его портить.

– Все нормально. Я просто широка в кости, но зато знаменита. Так ведь написали в журнале Jet[5], в той статье с ужасным названием «Знаменитые толстушки», да? Все делают вид, будто оказаться в этом списке было большой честью. Верно?

Джорджиана садится на табурет Рэя.

– Давай не будем снова обсуждать ту статью.

Я захлопываю пудреницу.

– Почему журналисты вечно выбирают самые нудные темы?

Джорджиана громко вздыхает и кладет письма себе на колени.

После долгой паузы я решаю сменить тему:

– Мне нравится твоя прическа. Очень симпатично.

Она пожимает плечами:

– Не пытайся меня задобрить. Тебе все равно нужно поторапливаться. – Она собирает письма в стопку. – Ты хорошо себя чувствуешь? Я слышала вашу с Рэем ругань с другого конца дома.

Боже праведный! Мы правда так раскричались? Комнаты Джорджианы расположены далеко от моих. Мой тюдоровский особняк, как называет его Рэй, – самый что ни на есть тюдоровский из всех, с остроконечными крышами, каменной кладкой и облицованный кирпичом. В нем много просторных комнат и длинных коридоров. Я хотела, чтобы в моем доме было место и для близких, и для дальних родственников. Не только для Джорджианы, маминой сестры Вирджинии Уильямс и, конечно, моего приемного сына Рэя-младшего, но также и для многочисленных заглядывающих в гости кузенов, дядюшек и тетушек. Мне хотелось, чтобы все, кого я люблю, могли уместиться под одной большой крышей.