И вот вторая запись:
День шестой.
Очень тяжело найти время, чтобы спрятаться в туалете и написать. Хотя поначалу кажется, что ты будешь тут вечно так сидеть и ничего не делать. Но у этих людишек есть планы, есть режим, есть желания…
Самое ужасное, когда приходит этот гнусный человечишка и начинает вытворять с тобой самые непристойные вещи. Вчера он привязал меня к кровати и облил шоколадом… фу! Вспоминать тошно!
Эй, кто бы ты там ни была, хочу дать тебе подсказку: если будешь послушной, то вскоре тебе разрешат ходить по дому. Нет, я не хочу сказать, что ты станешь свободной, но под присмотром тебя будут выпускать. Возьми это на заметку. Я уже успела проверить.
И вот что я тебе ещё скажу: не пытайся бежать в открытую, тебе не выбраться отсюда живой. Они жестоки!
И всё.
Я уставилась в одну точку.
Кто такая эта Эми? Что с ней случилось? Только теперь до меня постепенно доходило, что я являлась последовательницей, а значит Эми… Боже, её нет в живых!
На секунду мне показалось, что снаружи гремели цепи, поэтому быстро спрятала блокнотик в шкафчик между полотенцами и вышла в комнату – «спальню», так назвала её Арлетт. Но во мне говорил инстинкт самосохранения, а на самом деле никто не пришёл. Я становилась дёрганной и раздражённой.
Всё тело изнывало от боли и, казалось, в нём не было ни единой клеточки, которая не сигнализировала бы о своих страданиях. Я чувствовала слабость, поэтому самым лучшим было прилечь. И легла я так, что могла увидеть злосчастную камеру. Она как раз, по моим прикидкам, охватывала вход, дверь в ванную, обеденный стол и кровать. Комод и подоконник, если и просматривались, то не настолько ясно, как то, что происходило, к примеру, вчера на кровати. Закрыла глаза.
Не думать. Не думать. Не думать.
В мыслях вернулась к информации, которая уже несколько минут не давала мне покоя. «Если будешь послушной…», обращалась ко мне Эми в своей записи. То есть повиноваться этому «человечишке»… Терпеть его глупые фантазии? Облить шоколадом, словно женское тело – трюфель! Как же стало противно, да и не в моём характере становиться рабой. Я не собиралась изменять своим принципам и желаниям в угоду другим людям, даже если от этого зависела моя жизнь. Ну уж нет.
– Я найду другой способ выбраться! – сказала я в пустоту. – Найду!
Спустя три часа ко мне вернулась Арлетт. За это время мне удалось подремать. Горничная принесла ужин, и когда я проснулась, она возилась в ванной. Я слышала, как лилась вода. Значит, ей дали добро на то, чтобы помочь мне помыться. Обрадовалась мысленно.
– Я принесла заживляющую мазь, – весело сообщила Арлетт, когда я медленно брела к ванне. – Она обезболивает. Сразу после мытья нанесу на ваши раны. Утром вы должны почувствовать себя легче.
Я практически растворилась в теплой воде, едва погрузилась в ванную. Божественное чувство! И Арлетт владела мылом и мочалкой так ловко, умело и быстро, что я почти почувствовала себя дома. У неё были руки матери – заботливые, нежные.
– Как зовут твою дочку, Арлетт?
Она не отвечала.
– Ты замужем?
Покачала головой «нет».
Она не хотела говорить со мной или боялась?
– Сколько их было до меня? – послышался мой очередной вопрос. И Арлетт сразу поняла, о чём я.
– Мадам…
– Зови меня Адриана.
– Нет, мадам, я должна называть вас Нанда.
– Хорошо, – согласилась я и мягко улыбнулась. – Только прошу, не зови меня «мадам». Тем более, я из Ирландии, и это обращение звучит слегка нелепо.
