Я неожиданно чувствую себя такой виноватой и провинившейся перед ним, что хочется плакать и просить прощения. И я б наверно так и сделала, но понимаю, что мои слова и оправдания для него ничего не значат. Так что я тоже молчу. Только смотрю в его глаза. Напряжение между нами достигает каких–то немыслимых пределов, воздух электризуется, трещит искрами. На глаза все–таки выступают слезы, и они предательски блестят в темноте.
Мужчина наклоняет голову, рассматривая меня, в его глазах мелькает опасный огонь.
Все мысли улетучиваются из моей головы. Во всем мире существуем сейчас только мы вдвоем в полумраке машины, несущей нас неизвестно куда с огромной скоростью.
Звенящая тишина пугает меня до дрожи в коленках. Пульс долбит в ушах, в кончиках пальцев, в горле, мешает дышать.
К счастью, мужчина нарушает давящую тишину, но это не приносит мне облегчения. Он жестко выговаривает хриплым голосом, одновременно пугающим и завораживающим меня:
– Ты, кажется, не поняла, кто я такой, и что я не намерен играть с тобой в игры. Запомни, я не играю в кошки–мышки. И не прощаю, если кто–то пытается меня вынудить сделать это. Ты поняла?
Не могу вымолвить не слова, поэтому он повторяет:
– Я спрашиваю: ты поняла? Чего молчишь?
– Поняла, да.
– Своими выкрутасами ты подводишь меня и мешаешь моим планам, ясно? Я не для этого женился, чтобы ты мне устраивала такую хрень! – в его голосе звенит металл.
Он обводит мое лицо взглядом, ища подтверждение того, что я поняла и не думаю возражать.
– Да, я поняла. Простите пожалуйста.
– Так-то лучше! – по голосу понимаю, что он удовлетворен ответом.
– Александр Александрович, можно я просто поеду домой? – робко интересуюсь я спустя долгих десять минут молчания, – Вы же не потащите меня в дом силой?
Он мрачно выслушивает меня, и небрежно роняет:
– Думаешь, у меня нет способов заставить тебя делать то, что нужно мне, не прибегая к физической силе?
Водитель распахивает перед ним дверь, и он молча выходит, ничего мне не говорит. Я медлю, прикидывая какие у меня есть варианты. Я и так его боялась, но после его слов вообще теряюсь, что мне делать. Понимаю, что он не шутит и не перед чем не остановится.
И двигаюсь по сиденью к распахнутой с его стороны двери. Выбираюсь на улицу, стараюсь быстро оглядеться.
Мы около огромного особняка в три этажа, с широкой лестницей и большими окнами. Сам особняк расположен за высоким забором, ворота уже автоматически закрылись за нами. Мне остается только подняться вслед за Малиновским по высокой лестнице.
Сердце тревожно колотиться в груди, разгоняясь все быстрей и быстрей.
Захожу в дом через мгновенье после моего так называемого мужа.
Он идет впереди меня, не оглядываясь, уверенный, что я следую за ним. Бросает только через плечо водителю, вдруг вспомнив про него:
– Игорь, свободен на сегодня, завтра как обычно.
И продолжает свой путь, пока не оказывается в кресле перед камином в просторной гостиной.
– Присаживайся, – коротко бросает мне он. – Хочешь что–нибудь?
Разглядывает меня с нечитаемым выражением лица, пока я топчусь на пороге.
Мне не хочется ни присаживаться, ни чего–то еще. Мне хочется домой. Но понимаю, что скорей всего сегодня от меня не отпустит. Вздыхаю.
Надо предупредить маму, что со мной все в порядке, а то начнет названивать и волноваться.
Телефон у меня забрал Малиновский, а вдруг мама уже звонила? Мало ли что может произойти. Поэтому я набираюсь смелости, и, глядя прямо ему в лицо, произношу:
