Я достала кастрюли, начала резать овощи. Сегодня будет суп с курицей для свёкра, плов для детей и что-то мясное для Адама. Всё по списку. Как иначе?
Через полчаса зашёл Иса.
— Мам, мне яблоко нарежешь? — спросил он.
— Сам не можешь? Нож же вот, — ответила я, не оборачиваясь.
— Я занят, — пробормотал он и вышел, не дожидаясь моего ответа.
Ахмед вернулся к обеду.
— Мам, у меня сегодня к вечеру лекции. Мне плов положишь с собой?
— Конечно, положу, — ответила я автоматически.
Свекровь заглянула на кухню, глядя на мои руки:
— Ты так режешь, как будто времени вагон. Ловчее надо.
— Да, мама, — отозвалась я тихо.
Я снова почувствовала усталость. Не физическую — ту, которая сидела внутри. День ещё не закончился, а я уже вымотана. Мне хотелось хотя бы на минуту присесть, просто закрыть глаза и не думать ни о чём.
Но кто мне это позволит?
К тому времени, когда я подала обед на стол, я чувствовала себя пустой. Никто не сказал спасибо. Ахмед сел за стол и сразу уткнулся в телефон. Алия спросила, где её салат. Иса жаловался, что суп остыл.
Я села рядом, налила себе чай. Взяла в руку кусок хлеба. Хотелось плакать, но я улыбалась. Так надо. Ведь я — жена, мать, невестка. Разве у меня есть право на что-то большее?
Адам
Работа всегда была для меня убежищем. Здесь всё просто: есть проблемы — ты их решаешь. Люди уважают тех, кто знает, что делает. Ноутбук, чертежи, сметы, звонки с подрядчиками — это мой мир. Чёткий, понятный.
Дома — совсем другое. Там всё спутано. Быт, дети, разговоры, которые давно утратили смысл.
Марьям… Я посмотрел на часы. Наверняка сейчас она дома, суетится на кухне. Она всегда что-то делает, хлопочет, подаёт, убирает. Дом — это её жизнь. И этим она так гордится.
Когда мы только поженились, всё было иначе. Она была другой. Весёлой, яркой. Я помню, как смотрел на неё в день нашей свадьбы и думал: “Вот она, та самая женщина, которая будет вдохновлять меня всю жизнь”.
Но прошло двадцать два года. Два десятилетия, которые превратили её в кого-то совсем другого.
Теперь она мать моих детей, домохозяйка. Её руки вечно пахнут мылом или приправами. Она носит одну и ту же одежду, волосы вечно собраны в пучок. И я понимаю, что она устала. Но… я тоже устал.
С Марьям я уже давно перестал чувствовать себя мужчиной. Всё, что между нами было раньше, исчезло. Когда в последний раз она смотрела на меня, как на мужчину, как на того, кого можно желать? Я даже не помню.
Секса у нас не было больше года. Всё сошло на нет постепенно. Сначала она перестала обращать внимание на себя: носить красивую одежду, делать прическу. Потом — на меня. Я был для неё просто источником денег, опорой для дома.
Я, конечно, пытался говорить с ней. Намекал, что нужно что-то менять. Что она может уделить себе время, заняться чем-то для себя. Но каждый раз слышал в ответ одно и то же: “А когда? У меня столько дел!”
Да, у неё много дел. Она хорошая мать, хорошая хозяйка. Но быть женой — это ведь больше, чем готовить и убирать.
Милена дала мне то, чего мне так не хватало. Лёгкость. Задор. Чувство, что я снова молод. Она смотрит на меня так, как Марьям давно уже не смотрела. Её глаза горят, когда она говорит со мной. Её смех — как свежий воздух после долгого дня.
С Миленой я чувствую, что живу.
Она не требует от меня ничего сверхъестественного. Ей не нужны деньги на ремонт, ей не важно, купил ли я новый пылесос. Она говорит о мечтах, о планах, о нас. Её интересует мой день, мои мысли.
