Реквием одной осени - страница 20

***

Следующим утром, ровно шесть, я у него во дворе. Это недалеко от моего дома – в другом углу квартала. Г-образный дом, пышная ель во дворе и расширенная парковочная площадка. Свет горит в большинстве окон, и за ними суетятся люди. У них рабочий день впереди, бытовые заботы, а у нас – праздник. Мы в очередной раз удаляемся от тупых коллег, вонючих пробок шумного мегаполиса и прочей хреноты, мозолистыми руками держащей за горло и выжимающей душевное здоровье.

Но есть одно «но». Как и предсказал мой персональный Нострадамус – идёт дождь. Ну как дождь – так, моросит. А вообще я дождь люблю, летние ливни особенно, когда тепло, наверное, потому, что родился летней ночью грозовой. А ещё курить при этом классно, тогда дым тяжёлый такой, густой, ароматный. А вот это вот всё мне не нравится ни разу.

В шесть ноль две приходит он. Садиться. Хмур. Молчалив.

– Ты опоздал, – говорю я.

– Это ты раньше припёрся.

– Да, это я всегда опаздываю. Ты меня ещё упрекни этим. И вообще, купи себе часы нормальные, чучело.

Юмор с ухмылками, но без смеха. В дружбе такое бывает, тем более что волею судеб часы у нас одинаковые. И очень редкие.

Погнали. Через Павловск и Фёдоровское, в Ям-Ижоре выскакиваем на московскую трассу. Разгоняюсь прилично на прямом участке. Скоро Тосно по объездной обогнём, и начнутся населённые пункты, и скорость будет только на обгонных полосах. А так хочется ускориться, в переносном смысле этого слова. Но километры на одометре ползут мучительно медленно. Впрочем, в начале пути всегда так.

Тосно объехали. Новгород. Поссали. Местами поменялись. Закончился дождь. Вышний Волочек объехали по платной. Тверь. Снова поменялись.

Чем ближе к Москве, тем больше камер на дорогах. Привычные к этому, запуганные тверичане жмутся в правом ряду. А в левом свободно, и я качу по нему с превышением, словно специально собирая будущие штрафы. А мне всё равно. Меня захватывает мелочное, и гадкое своей глупостью, чувство превосходства. Я не покорён системой. Не обуздан. И ни что не может меня остановить. Ни что и ни кто, кроме него, машущего своей полосатой палкой и призывающего прижаться к обочине.

Он толстый. Пухлые красные щёки выпирают за околыш фуражки, на каждом погоне по четыре звезды, и портупея врезается в необъятное брюхо. Жезл, рация, ПМ, значок – всё при нём. И всё же он какой-то неправильный.

Я останавливаюсь. Он подходит, небрежно так, вразвалочку. Берёт под козырёк, в подтверждение своей нелепости таким жестом вялым и неуклюжим, будто муху отгоняет.

Ну разве таким должен быть офицер? До меня в семье три поколения военных было, и я уверен, что нет! Офицер, мужчина, человек в форме, как представитель власти и государства в целом, должен быть красив лицом, высок и строен, идеален, как Аполлон. А это чудо с чем прикажете сравнить? Я лично знаю только одно рифмующееся слово.

– Гондон, – говорит Игорян, также как и я, ревностно относящийся к данному вопросу.

Я открываю окно.

– Капитан Ермолов. Предъявите документы.

Вот, думаю, прицепился, как вошь. Нарушил, так и скажи, да пойдём штраф выписывать. Протягиваю права и свидетельство о регистрации.

– Ага. Угу, – бубнит он, рассматривая корочки. – А страховочка и техосмотр имеются?

– Ага, – передразниваю я, и протягиваю две бумажки.

– Так. Хорошо. Что-нибудь запрещённое перевозите? – спрашивает он, не возвращая документы.

«А вот это уже интересно. Значит, не нарушил я ещё скоростного режима, точнее, нарушил, но не зафиксировали», – думаю я.