– Всё, что они говорят, неправда. Пускай, все сейчас говорят чушь и тому подобное, но я знаю, что такое личная ответственность и знаю, что ты тут не причём, – сухо сказал он.
Пламя ненависти, что начало зарождаться именно с того дня, загорелось впервые, обожгло моё сердце, норовило выбить им всем рёбра, выломать от злости зубы, а затем… провернуть тоже самое с самим собой.
– Мне плевать. Пусть эти идиоты, так «любящие» друг друга ложатся рядом с ними в мёрзлой земле, – высказал я, даже не повернувшись к нему.
Может, со мной что-то не так? Или всё-таки что-то не так с этими людьми? – задавал я себе этот вопрос, уставившись в стекло оконной рамы. Конечно, их поведение можно было объяснить горечью утраты. Но всё же? Неужели они готовы найти виновника в любом втором? Я, наконец, решил проверить вкладку социальной сети, где большинство наших общих знакомых даже ничего не написали.
– Что не так, гнусные мрази? Не понравилось моё чистосердечное на кладбище? А? – рыча, проговорил я монитору.
Моя проблема в том, что я принял всё случившиеся слишком близко, слишком сильно мозолила глаз своя вина. Проблема в том, говорил я себе, что, переняв их ненависть, я начал рушить всё на своём пути, стал слишком импульсивным. То рычал от злости к ним, то от злости к себе.
Мой мир окутан чёрным Солнцем. Накрыт чёрным небом. В моём мире принято ненавидеть, люди любят скрипящую злость, они страстны к гневу. Мой мир строится на личной неприязни чужих к чужому. А я… до последнего в это всё не верил.
Я всегда хотел быть честным, добрым к окружающим. Даже весь этот мир никак не мог воспитать во мне социальную мразь такого масштаба, чтобы ненавидеть всех окружающих. Но результат есть результат.
– Не стал мразью? Справился? – спросил я.
– Стал, – сухо отвечаю я.
– Значит, они победили? – вновь спрашиваю я.
– Значит, – отвечаю я.
Плещущая ненависть в моей голове никогда больше меня не покидала. Скорее, стала чем-то столь родным, чем-то таким, что всегда пряталось в глубине меня.
Звонок.
– Да… Слушаю, – сказал я.
– Ты в своём уме? Не объявлялся целую неделю, ни сообщения, ни звонка.
– Я… Я не мог. Ничего не мог, – ответил я.
– Что ты не мог? – спросила она.
Прерывистый вдох, выдох.
– Он, она… Они покончили с собой, – сухо ответил я.
Девушка вздохнула.
– А я ничего не смог сделать. Вернее, сделал всё, чтобы именно так и получилось, – сказал я, сдерживая режущую стекловату в глубине души.
– Я сейчас же приеду, поговорим, – ответила она и, не дождавшись ответа, завершила вызов.
В голове звучала лишь сирена кареты скорой помощи, которая оказалась так неуместна в их сказке. Вспышки камер следователей. Вой его матери. Ненависть во взгляде, отвращение в словах. Всё становилось громче и громче. Сознание разрывало по кускам. Звуки перекрывали друг друга. А я, как последний сумасшедший, начав задыхаться, припал к холодным стенам. Ненависть и жалость в купе так и норовили выпотрошить меня наизнанку, обглодать все кости.
– Сволочь! Убийца! – вопили они.
– Всё из-за тебя! – донеслось из видения силуэтов.
Отчаяние вновь сменилось ненавистью. Рука со всей скорости влетела в стену, окрасив костяшками обои под бордо.
– Вы можете меня ненавидеть, как и я могу ненавидеть вас, – прохрипел я, скатившись по стене на пол.
Ты – объект массовки, который так старательно пытается из неё убежать, что и не замечает, как сам таковым и становится. Ты врастаешь во всё это корнями, не зная кто же на деле виноват. Ты? Он и она? Они? К чёрту. Всё это балласт моих мыслей.
