Ренфривелл. Игра выживших - страница 9

Ксюша, чувствуя кожей липкий ужас, прижималась к Агриппине. Беременность, которая совсем недавно казалась ей чудом, сейчас была непосильным бременем. Каждый шаг отдавался болью в спине, каждый вздох – страхом за жизнь будущего ребёнка. Агриппина, несмотря на свою странность, казалась единственной защитой в этом кошмаре. Она что-то бормотала на непонятном языке, её глаза горели странным огнем. Впереди показался заброшенный колодец, вокруг которого валялись кости животных.

Тем временем, Тимур, заслонив Ингу, вступил в неравный бой с Манкежником. Он отбивался как мог, но чудовище было слишком сильным и быстрым. Инга, позабыв о своем страхе, схватила валявшуюся под ногами палку и со всей силы ударила Манкежника по спине. Чудовище взвыло и отшатнулось, давая Тимуру возможность перевести дух. Но Манкежник не собирался сдаваться. Его глаза горели еще яростнее, а когти стали ещё острее.

Группы были разбросаны по деревне, каждый боролся за свою жизнь. Страх стал их верным спутником, а надежда угасала с каждой минутой. Но они знали, что должны собрать пазл, должны выбраться из этого проклятого места. Иначе "Деревня смерти" станет их последним пристанищем, а Манкежник – их палачом.

Манкежник – воплощение кошмара: высокая фигура, закутанная в длинное, траурное пальто, руки, спрятанные в перчатках, и грубые ботинки, втаптывающие надежду в грязь. Лицо скрыто за зловеще поблескивающей металлической маской, искажающей черты в подобие жуткой гримасы. В руках – зловещий дуэт: нож и топор, стальные союзники в его кровавой симфонии.

Охотник, словно тень, скользнул за спиной Инги. Лезвие хищно полоснуло по плоти, и алая кровь, словно проклятие, окрасила землю. Раненная, она бросилась в отчаянную пляску по лабиринту местности, преследуемая неумолимым хищником, смакующим страх своих жертв, высасывающим из них последнюю каплю надежды. Тимур, подхватив истекающую кровью Ингу, помогал ей двигаться, словно нес на руках разбитую фарфоровую куклу. Её светский лоск, её гламурный образ королевы бала, казался нелепым, чуждым и болезненным осколком в этом кошмарном пейзаже.

– Давай передохнём, – выдохнул Тимур, ища хоть какое-то подобие укрытия.

Они нашли временное пристанище в сене, на чердаке старого сарая, укрывшись от посторонних глаз. Ингу трясло от холода и ужаса, но Тимур, словно скала, успокаивал её, убеждая, что здесь, на крыше сарая, в душистом сене, их никто не найдёт. Разорвав свою футболку, он принялся перевязывать рану Инги, его движения были быстрыми и уверенными. Под взглядом перепуганной женщины обнажилось его тренированное тело – игра мускулов, сила, готовая к действию. Инга вдруг ощутила странный прилив возбуждения, словно искра пробежала между ними. Её взгляд лихорадочно скользнул по рельефным мышцам, по коже, источавшей животную энергию. Но Тимур казался непроницаемым, словно не замечая её взгляда, не чувствуя исходящего от неё напряжения.

– Мне 40, – вдруг заговорила Инга, словно оправдываясь перед самой собой. – Но, думаю, не выгляжу на столько… Москвичка, детей нет, богатый муж… Я пою, занимаюсь вокалом.

И, словно в подтверждение, она предложила спеть Тимуру. Тот, не раздумывая, согласился, не подозревая о грядущем испытании. Как только из её уст вырвался первый звук, Тимура пронзила невыносимая боль. Казалось, в голове заскрежетал адский механизм, разрывая сознание на части. Вороны, испуганно взмыв в небо, с карканьем разлетелись в разные стороны, словно осколки разбитого зеркала. Казалось, этот ужасный звук достиг края земли, пронзая тишину, словно нож. Тимур лежал, стиснув зубы до боли в челюстях, и терпел, словно распятый на кресте. Эта пытка была хуже любого оружия Манкежника. Закончив, Инга заявила, что деньги ей, в принципе, не нужны. Просто хотела доказать мужу, что может заработать сама. Подруга из Москвы предложила ей эту авантюру. Главный приз – 10 миллионов рублей. Деньги, которые Инга собиралась потратить исключительно на себя, словно плату за свободу.