– Господин Кербер, потрудитесь избавить нас от возмутительного поведения господина Никерова, – решительно произнес Марк. – Проводите сенатора до дверей, дальше, думаю, он найдет дорогу сам.
– Да, что происходит?! – закричал Никеров, обращаясь к сидевшим с ним в ложах сенаторам. – Это полный беспредел, господа! Неуважение к статусным лицам! Чего вы ждете? Сегодня выведут меня, завтра – всех вас!
Никто ему не ответил, но, когда двое гвардейцев встали рядом с ложей Никерова, Карл Листопад вполголоса произнес:
– Не стоит дразнить лихо, пока оно тихо. Сами напросились, сенатор. Я считал вас умнее.
Никеров, все еще пунцового от возмущения цвета, бросил на Листопада убийственный взгляд, в котором страх едва заметно прикрывался разочарованием и презрением.
– Вот вам ваше сердечное созерцание, министр! Вот все, на что способна в действительности ваша русская идея: молчаливое стадо баранов! А стаду, как известно, нужен пастух! – выкрикивал Никеров, когда гвардейцы вели его к выходу.
– И собаки, – негромко проговорил сенатор Томра, – чтобы отбивать овец от волков…
– Не стоит, Валент, – трогая сенатора за руку, придержал его пыл Листопад. – За метафорические высказывания сегодня применяются вполне конкретные меры наказания. Не стоит испытывать судьбу, а то в совете не останется никого, кто смог бы противостоять беззаконию. Действовать надо иначе…
– Ну, что, удалось донести идею до членов совета? – с надеждой в голосе спросила Амели, когда сенатор вернулся домой и сел обедать.
– Да, какое! – раздраженно отмахнулся он. – Снова устроили свару, вынудили Марка прибегнуть к непопулярной мере.
– Что он сделал?
– Кто? Марк? – Роберт отпил воды из кубка. – Заставил Кербера вывести Никерова из зала совета. И, надо сказать, очень даже уверенно при этом себя держал. Будто не впервые такие беспорядки устранял. Я даже удивился его смелой реакции.
– Сенатор Никеров снова стал возмутителем общественного спокойствия? – обыкновенно произнесла Амели. – Кто на этот раз стал жертвой его нападок? Снова бедняга-инженер?
Роберт вытаращил на жену глаза, отложил ложку.
– О чем ты, Амели? Когда это Никеров нападал на Фрола? Ты ведь Репнина сейчас имела в виду, говоря о бедняге-инженере?
– О нем, конечно, о ком же еще? – Амели ела сырный суп, вернее, больше делала вид, что ест, чем ела в действительности.
– Я что-то не припомню, чтобы Никеров нападал на него.
– Ну как же? Ты сам рассказывал… или я там тоже была? Не помню уже точно.
– Где? В совете? – глаза сенатора округлились. – Амели, приди в себя! Ты о какой-то другой жизни говоришь сейчас.
Амели посмотрела на мужа испуганным взглядом.
– Ой, снова дежавю, – обронила она нервно. – Не подумай, дорогой, что я заговариваюсь, просто иногда мне что-то странное в голову приходит… или я, действительно, заговариваюсь…
– Ты просто устала, Амели, – снисходительно сказал сенатор. – Тебе нужно больше отдыхать. Может, тебе на воды слетать? Не хочешь навестить Нину в Есенике? Заодно проведаешь Кира. Все-таки не видели ребенка десять дней уже.
– Хорошая мысль, – согласилась Амели. – Пожалуй, я так и сделаю, полечу завтра в Есеник. Забронируй, пожалуйста, мне номер в «Моравии», дорогой.
– Конечно. Можно и сегодня: вечером туда летит Вэл, могу попросить его взять тебя с собой.
– Это было бы замечательно, но, боюсь, я не успею собраться.
– А что тебе собирать? Я знаю, дорогая, что ты не любишь на ходу менять планы, но чтобы завтра не отправлять шаттл…
