– Очень просто. Кто-то уже «наелся» нашими технологиями, кому-то уже неинтересны наши разработки, не нужны наши кадры, и так далее… – он тяжело задышал, – поэтому и финансирование постепенно прекращают. Сегодня даже пожаловались, что снова не было подвоза продуктов – короче, ограничения идут по всем направлениям, только не все об этом знают. В общем, что я хочу тебе сказать: скоро здесь будет совсем жарко, и тебе придется позаботиться о себе самой.
– А как же люди, которых здесь… Сколько: тысяч пять или шесть?
– Десять тысяч триста три, даже нет – четыре человека, но при условии, если вот эта девочка сможет родить, правда, не представляю, как это у нее получится… – он закашлялся.
– Совсем плохо? – участливо спросила Маргарита.
– Нормально, – ответил он, вновь потирая грудь, – это еще хороший день.
– Диагноз вам так и не поставили?
– Нет, не могут они ничего.
– Но как же так?
– Марго, не всё в руках человека, ты же знаешь.
– Знаю, – грустно ответила она. – Но как же я без вас?
– Подумаю еще над этим – время пока есть, не бойся.
Он вновь посмотрел на Елену, заворожено смотревшую на приближавшуюся черную тучу, из которой то и дело выбрасывались розовые линии небесного электричества. Грома слышно не было: комната имела отличную звукоизоляцию, но, тем не менее, иногда воздух дрожал, когда разряд был слишком близко.
Маргарита молчала. Молчал и Морозов. Тут к ним обоим повернулась Елена:
– Скажите, а если сейчас выйти на улицу под зонтиком, молния в меня не ударит? – спросила она с такой детской непосредственностью, что в глазах у Морозова блеснула влага: Маргарита разглядела ее при свете очередного разряда молнии, вспыхнувшего за северным окном, справа.
– Да, вот она – беременность, – задумчиво сказал Морозов.
– А? – спросила Елена, не расслышав, что он сказал.
– Нет, на улицу нельзя, – пояснила Маргарита, – это может быть опасно.
Елена улыбнулась.
– Ну, тогда ладно, – произнесла она смиренно, и вновь повернулась к окну.
– Послушай, – сказал Морозов, взяв Кондрашкину за руки, – я хочу предложить тебе одну, скажем так, авантюру: что если, я отправлю вас на какой-нибудь из островов, и вы там переждете все потрясения?
Маргарита с сочувствием на него посмотрела.
– То есть, вы хотите сказать, что нас там никто не достанет?
– Нет, – махнул он рукой, – не это я хочу сказать. Во-первых, вам поменяют имена. Во-вторых, найдут надежных людей, способных вас защитить. Ну, и, в-третьих, кто сказал, что в ближайшее время обстановка не изменится так, что всё встанет с головы на ноги?
– А не наоборот? – спросила Маргарита, улыбнувшись.
– Нет, именно так, как я сказал: рано, или поздно всё прояснится: надо только набраться терпения и не высовываться – мы все сидим на пороховой бочке.
– Неужели, и впрямь всё так серьезно? – спросила она, не веря, что это происходит прямо сейчас, а не в отдаленном будущем. – Неужели вы, со своими возможностями и связями, не можете ничего сделать?
Морозов вздохнул:
– К сожалению, в компанию проникли такие люди, которым никто и ничего не дорого, в том числе и мы с тобой, – сказал он и тут же кивнул на Елену, – а с этой дурочкой они тем более не станут церемониться, понимаешь меня?
Маргарита кивнула.
– Ну и как же нам быть? – спросила она.
– Я же говорю – подумаю, а потом тебе сообщу, – ответил Морозов.
Кондрашкина кивнула. Не ожидала она такого разговора, который оказался настолько откровенным, что никому о нем нельзя было рассказать. Она вновь почувствовала себя такой одинокой, что даже стоя сейчас рядом с Морозовым, не ощущала его присутствия, словно он уже был где-то далеко-далеко, а с ней разговаривала его голограмма. И только его руки, сжимавшие ее ладони, были слабым доказательством того, что он еще здесь. Странное ощущение какой-то раздвоенности Маргарита постаралась подавить тем, что переключилась на другую тему.
