Одни насекомые ели других – это было в порядке вещей. Спорхнувшая с дерева галка нацелилась на горшок, но заметила яркую добычу за стеклом фонаря и цокнулась клювом о преграду. Мальчик не отгонял, смотрел. Во время утренних кормлений всегда прилетали птицы, надеясь поживиться. Но были и другие пернатые, которым мало было обычных насекомых, и они, дождавшись, пока стая соберётся на дармовое лакомство, нападали на дальних сородичей. Чтобы этого не произошло, следовало лишь не прикармливать галок и мелких лесных пеструшек.
Рихард смотрел на птицу. Та, поворачиваясь к фонарю то одним глазом, то другим, наблюдала за светлячками, которые пировали в своей цитадели, ни на что не обращая внимания. Хорошо хоть не дрались. Напротив дома по дороге скользнула тень с длинными загнутыми крыльями, она становилась всё темнее, пока клёкот и щёлканье загнутого клюва не стали отчётливо слышны. Галка встряхнулась и выпорхнула за дом. Тень скрылась там же, треснула ветка. Юный Феникс обернулся, подумал: «Насекомые едят насекомых. Птицы – птиц. А люди или Дети богов?.. Может быть, да, но не в буквальном же смысле?».
Закрыв крышку горшка, мальчик тщательно вымыл руки в чаше с душистой водой, припасённой специально для таких утренних ритуалов. Затем на входе повесил фонарь, немного полюбовался светлячками, чьи попки набирались солнечного света, а панцири, разделяясь, приподнимались, на мгновение показывая хрупкие узорчатые крылья.
– Кушайте, кушайте, – пробормотал Рихард и подумал о Райке, оставшейся в одиночестве в столовой.
Вдалеке прошла группа Фениксов в сторону выхода из деревни, да так деловито и собранно, будто предстояла охота: нога в ногу, без лишних движений. От такого единства становилось не по себе.
Не желая пропустить всё самое интересное, мальчик юркнул в комнату, приподнял подушку, покатал в пальцах жёлтый кубик и принялся переодеваться в обычную одежду, как у всех, – в жилетку и штаны. Их перед инициацией подарил отец, как символ вступления во взрослую жизнь. Этот и ещё один такой же комплект были пропитаны несгораемым раствором. Мальчик клятвенно заверил, что остальные вещи обработает сам, но всё как-то руки не доходили.
Одежда оказалась чуть на вырост, но очень приятной и удобной. Рихард с восторгом смотрел на гладкую вышивку и на пуговицы с выжженными лепестками пламени. Они были не такими крупными, как у главной тройки деревни, но его, личные, честно заслуженные! Вспомнив о дяде, мальчик набросил короткий плащ, закрывающий руки. Он увидел со стороны себя, такого маленького и слабого, рядом с мускулистым огромным Маджером – эта разница давила. Вернулось чувство вины за прогулянные уроки и появилось саднящее ощущение, что с возрастом не прибавятся ни силы, ни рост. Из желудка поднялся ком к горлу, перехватило дыхание, уголки рта поползли вниз, а брови болезненно сдвинулись. Рихард зажмурился и дал себе пощёчину. За стеной всхрапнул отец.
Не медля, мальчик вытащил из-под кровати новые высокие сапоги, плотно, до боли в икрах, зашнуровал их и размашистым шагом отправился вслед за другими Фениксами, которые, казалось, сговорились всей деревней встретиться в одном месте. Впереди маячило множество фигур, стоило догнать остальных, почувствовать сопричастность, единство с настоящими взрослыми. Рихард ускорил шаг, но внезапно услышал голоса: незнакомый, отрывистый, девчачий и Тавира – не самого приятного мальчишки в деревне, который прошёл инициацию в прошлом году. «А мы ведь могли стать друзьями», – грустно промелькнуло на границе сознания. Рихард подошёл ближе, вслушиваясь в спор.
