На вечерней молитве было не протолкнуться. Лица прихожан светились улыбками. В воздухе разлилась атмосфера праздника. Все поздравляли друг друга, обменивались рукопожатиями и добрыми пожеланиями.
В молельном зале мы встретили Эфраима – раввина, который был с нами на полигоне.
– Хорошего и сладкого года, – сказал он. – Пусть Вс-вышний запишет вас в книгу жизни!
– Спасибо, – синхронно ответили мы. – Хорошей записи и печати[7]!
– Дай Б-г, чтобы в следующем году вы пришли сюда уже не одни! Чтобы каждый нашел свою половинку!
– Ох, – вздохнул Меир. – Амен.
Я молча кивнул. Мысли против моей воли утянули меня на полигон. В памяти снова ожил наш короткий диалог с Диной.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросил Эфраим.
– Да, – ответил я. – Все отлично.
Поспешность ответа заставила раввина пристальнее всмотреться в мои глаза. Пауза, возникшая вслед за этим, вобрала в себя все его невысказанные вопросы.
Ближе к вечеру начался банкет. Застолье затянулось допоздна, и дома мы оказались только после полуночи.
– Как у тебя с Ольгой? – спросил Меир, заваливаясь на диван.
– Никак, – ответил я. – Ей учиться три года. Ни у кого нет иллюзий по этому поводу, – усевшись в кресло, я устало вытянул ноги. – Ни у нее, ни у меня.
– Жалеешь?
– Ну… Это ее выбор.
– Но общаться продолжаете?
– Так, – я повел плечами. – Переписываемся иногда. По инерции.
Мы проболтали до середины ночи, выпили несколько бутылок пива, и разбрелись по комнатам.
Сон долго не шел. Не зная, чем заняться, я молча рассматривал пляшущие на потолке тени, и заснул только перед рассветом, когда они отползли к окну.
* * *
Утреннюю молитву, мы, разумеется, проспали. Но оставался ещё шанс услышать шофар[8]. Мигом собравшись, мы вышли (вернее выбежали) из дома. Вымокший город выглядел декорацией к какому-то неону-арному детективу. Воздух пах грозовой свежестью. Лужи вдоль обочин покрылись тонкими ледяными корками. В них, словно в треснувших зеркалах, отражались низкие мглистые тучи.
Проходя мимо Патриарших, я невольно подумал о Булгакове. И даже представил, как в сгущающихся летних сумерках он отрешенно всматривается в гладь воды и продумывает сюжетные линии своего знаменитого романа.
Несмотря на то, что утренняя молитва закончилась, в синагоге было ещё довольно людно. На входе в молельный зал стоял Эфраим. Он встречал опоздавших, и говорил, чтобы никто не расходился, потому что каждые полчаса часа будет организовано трубление в шофар.
– Шалом, – крикнул он нам. – Тору слушали?
– Нет, не успели. Только пришли, – ответил Меир.
– Ясно, подождите немного. Скоро будет ещё чтение.
Поблагодарив раввина, мы отошли в сторону.
– Чтобы мы без него делали? – спросил Меир.
– Вставали бы вовремя, – предположил я.
Пока мы ждали Эфраима, Меир рассказал мне про новый молодежный проект, в который требовался координатор.
– Может отправишь им резюме? – предложил он. – Что ты в конце концов теряешь?
– Мне нравится моя работа, – прямо ответил я. – Не хочу ничего менять. Во всяком случае, сейчас.
– Эй, парни, – прервал нас чей-то голос.
Мы подняли взгляд на лестницу. На ней стоял пожилой мужчина с седой копной волос. Он напоминал увлеченного предметом ученого, которого не интересует ничего, кроме науки.
– Помогите пожалуйста.
– Что нужно делать? – спросил Меир.
– У меня тут книги, – скрипучим голосом произнес он. – Нужно перенести с третьего на четвертый. А лифт в праздник не работает.
