Конечно, он мог бы придумать очередную отговорку, объяснить, что подхватил тяжелую простуду или попал в больницу. Но всякая ложь уже не имела смысла. Он понимал, что никакие слова не опишут его положение адекватно. Да и что скажет собеседник? «Возвращайся, Дэн, тебя ждут в офисе, всё не так страшно»? А он не сможет последовать этому призыву, ведь внутри всё сопротивляется физическому контакту с заражённой реальностью.
Он смотрел, как вибрация стихает, и экран телефона гаснет, снова превращаясь в глянцевую чёрную плитку, на которой отражался его собственный лицо – искажённое, призрачное. «Вот он я, во власти страха, – подумал Дэн. – И никто не понимает этого до конца. Может, я и сам не понимаю». Руки снова вспотели, давая толчок навязчивому импульсу: «Надо помыть их. Надо…»
Но он только зажмурился, прикусив губу от внутреннего протеста. Одной части его «я» жутко хотелось погрузить ладони под воду, а другая часть кричала: «Если ты будешь продолжать, ты вообще никогда не остановишься!» И это противоречие уже сделалось невыносимым, словно две мощные силы начали разрывать его волю на части. И оба варианта казались одинаково катастрофичными.
Он опустил взгляд и вдруг заметил, что рука сама двигается в сторону ванной. Идёт автоматически, как зомби, запрограммированный на единственное действие. «Нет, хватит…» – прошептал он, усилием воли останавливая себя. Но тут же мозг подкинул ему видение: бактерии на кончиках пальцев, микробы на ладонях. Он словно чувствовал их движение, их зловещую пляску под кожей. Внутри разгорелся противный, пронзительный зуд, не физический, а скорей душевный, – так о себе давала знать паника.
– Я… я не могу, – задыхаясь, сказал он в пустоту, поставив телефон обратно на тумбочку. Затем, шагая как на ватных ногах, подошёл к ванной двери и замер на пороге. Здесь было темно, только тусклый полусвет из коридора обрисовывал знакомый контур раковины. Водопроводный кран притягивал его взгляд, напоминая неприступный идол: «Включи меня, – как будто шептал он в глубине сознания. – Заставь воду течь, смой свою вину, успокой раздражение». И ведь он понимал, что всё это – часть его внутреннего диалога, а не настоящее проклятие предмета. Но оттого было не легче.
Скользнув взглядом по своим рукам, Дэн сморщился от омерзения: глубокие трещины, налёт засохшей крови в некоторых местах, пятна, похожие на ожоги. Ему казалось, что сквозь эти крохотные трещины извлекается наружу нечто чуждое, что внутри у него миллионы микробов клокочут в кровотоке и вырываются наружу. «Бессмыслица, – отрезал он мысленно. – Я всего лишь человек, у меня нет сверхспособности видеть микроорганизмы». Но логика не работала против паники: она могла лишь констатировать её нелепость, но не могла отменить её власть.
Он осторожно провёл кончиками пальцев по выключателю света. Голый пластик под ним показался неприятно шершавым, вызывая инстинктивное желание отдёрнуть руку. «Там тоже, наверное, микробы, – кольнуло его сознание. – Ведь я не дезинфицировал его». И снова перед глазами возник образ невидимых полчищ, осаждающих кнопку. Тело содрогнулось, и он включил свет, как будто мгновенный бросок в ослепительное электрическое сияние мог обескуражить этих призрачных врагов.
Вспыхнувший свет резанул по глазам. Белые стены ванной казались одновременно чистыми и пугающими, точно стерильная больничная палата, обещающая все ужасы медицинских процедур. Дэн неловко зажмурился, затем приоткрыл веки, пытаясь адаптироваться. В этом свете он видел раковину во всех подробностях: лёгкий известковый налёт у стока, мелкие пятна и разводы на крае. У него мелькнуло желание вычистить всё до блеска, но это означало бы утонуть в новой волне компульсий. Шагнув ближе, он положил ладонь на край раковины, и от прикосновения к прохладному фаянсу внутри всё сжалось. Воспалённая кожа отчаянно протестовала.
