Читать онлайн Олег Харит - Ритуал чистоты. Рассказ

© Олег Харит, 2025

ISBN 978-5-0065-7110-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отказ от ответственности

Данный рассказ является художественным произведением. Все персонажи, события и ситуации вымышлены, любые совпадения с реальными людьми или событиями являются случайными. Текст не является медицинским руководством и не предназначен для диагностики, лечения или замены профессиональной консультации врача или психотерапевта. Если вы или ваши близкие испытываете психическое расстройство или эмоциональные трудности, обратитесь за помощью к квалифицированному специалисту.

Дэн проснулся среди ночи, внезапно ощутив давящий груз собственного существования, словно кто-то взял его лёгкие в тугую хватку и больше не желал отпускать. Плотная тьма в комнате не приносила покоя; она лишь оттеняла безотчётный страх, разливающийся под кожей. Он лежал на кровати, во все стороны протягивая нервные антенны сознания, словно пытаясь ухватиться за хоть какое-то доказательство реальности: вот – едва слышный шелест ветра за окном, вот – приглушённый стук холодильника, бьющегося током и холодом в дальней части квартиры, а вот – стук его собственного сердца, который разрывает тишину, делая её ещё более оглушающей.

Он смутно осознал, что его руки стиснуты в кулаки; ногти, вдавленные в кожу, причиняют тупую, давящую боль. Но этот осязаемый укол, напротив, казался ему доказательством: «Я есть. Я существую». Однако вместе с этим наваждением существования, словно паразит, просыпалось другое осознание – осознание, что его тело – всего лишь хрупкая биологическая оболочка. И в этом теле, в этой сложной системе из клеток и сосудов, может прятаться что угодно – тысячи, миллионы крошечных существ, которые делят с ним пространство, проворачивая собственные темные дела.

В этом предутреннем сумраке, где контуры мебели расплываются и кажутся чуждыми фигурами, Дэн думал о своей случайности. Человек рождается не по своей воле, существует без очевидного разрешения, и каждое утро он просыпается, только чтобы снова встретиться со своей сутью, исполненной тревоги. «Для чего? – повторял он про себя. – К чему все это?» И тут же, как простой ответ, накатывала навязчивая мысль: «Грязь. Она повсюду». Мысли о вирусах и бактериях всплывали откуда-то из глубины подсознания, словно давешние, не до конца пережёванные кошмары.

Может показаться смешным – тащить в высокую философию такую приземлённую, бытовую вещь, как микробы. Но именно эти микробы врывались в его восприятие, разворачивая перед ним картину абсолютной обреченности существования. Разве не так? Стоит протянуть руку в темноте и коснуться прикроватной тумбочки – и на кончиках пальцев уже оседают колонии бактерий. Стоит сделать вдох – и что-то невидимое, но отнюдь не несуществующее, проникает в лёгкие, оседает в горле. Тело, эта тесная оболочка, кажется неприступным замком, а на самом деле – открытый портал для всего, что хочет в него вторгнуться.

Дэн сидел на краю кровати и вглядывался в свои ладони, как человек, разглядывающий заспанное лицо в зеркале. Ладони были чисты, во всяком случае, на вид. Но в глубинах его воображения они кишели невидимыми тварями, которые ухмыляются: «Мы здесь. И мы сильнее твоего желания существовать». Это была не паническая атака в обыденном смысле слова, это было осознание абсурда: «Я трачу жизнь на борьбу с тем, что невозможно уничтожить до конца». И всё же он не мог остановиться. Мысль о том, чтобы лечь обратно и уснуть, казалась почти кощунственной. Как можно спать, когда весь мир из нутра пронизан этими микроскопическими врагами?

Пот льнул к его коже, оставляя ощущение липкой плёнки, точно невидимый саркофаг. Саркофаг – да, возможно, именно это слово и нужно. Будто он уже мёртв, но ещё не понял этого, словно погребён заживо под слоями страха и всевозможных санитарных инструкций, которые диктует ему общество. «Мой руки», – казалось бы, элементарный приказ, несущественный в глобальном смысле; однако стоило только этой банальной фразе укорениться в его сознании, как она развернулась в свод неумолимых законов, в страшные графы и параграфы бытия: «Твоя сущность загрязнена, твоя плоть подлежит очистке, и чем больше ты стараешься, тем глубже проникает грязь».

Он встал, пройдя сквозь полумрак к ванной комнате, которая встретила его синим сиянием ночника, оставленного включённым на всякий случай. И в этом слабом свете умывальник мерцал, как алтарь, призывая к жертве. «Какой жертве? – мелькнуло в голове. – Моей вере? Моей коже?» Он будто слышал негромкий шёпот воды в трубах, словно кто-то звал его по имени. Он подошёл ближе, открыл кран: тонкая струйка заструилась вниз, разбиваясь о фарфоровую раковину. И всякий раз, когда струйка касалась поверхности, он слышал маленькие хлопки, как пульсацию чьего-то невидимого сердца. «Микробы… возможно, они даже смеются сейчас, наблюдая, как я думаю, что эта вода избавит меня от них».

Но, как подлинный заложник абсурда, он понимал, что если не сделает этого – если не окунёт руки в поток – чувство липкой вины, липкого страха захлестнёт его целиком, без остатка. Чистота превращалась в догму, в религиозное таинство, которое, увы, было обречено оставаться лишь ритуалом, неспособным искоренить экзистенциальную тревогу. Дэн провёл рукой по куску мыла и ощутил, как тот выскальзывает из пальцев; на краткий миг ему показалось, что мыло имеет собственную волю, как будто оно кричит: «Отпусти меня! Я не спасу тебя!». Но он уловил его, сжимая в кулаке, не давая ускользнуть.

Струя воды покорно стекала, а он всматривался в эти серебристые капли, словно пытаясь найти в них ответ – отражение собственных мыслей. Может быть, правда в том, что каждое действие – ничто, бесполезная попытка заполнить зияющую пустоту сознания? Не было в этих каплях никакого ответа. Только тихое журчание, которое можно интерпретировать как насмешку: «Мойся, мойся, да только всё равно не отмоешься…»

Склонившись над раковиной, он разглядывал свое лицо в зеркале, частично освещённое ускользающим лучом ночника. Тень от его головы расплывалась, как непрошеный гость. Зеркало не давало ответа, зато чуть блеклые глаза возвращали ему насмешливый взгляд: «И что ты собираешься делать со своей жизнью? Своей сознательностью?». Этот внутренний диалог наполнял его новой порцией тревоги. Мир вне квартиры давно перестал быть безопасным; да что там, может, он никогда и не был безопасным, просто Дэн раньше этого не осознавал. Экзистенциальная пустота, о которой твердили все философские книги, вдруг стала ему ближе, чем сама плоть его рук. И вместе с этим он ощущал, что единственный инструмент, выданный ему для борьбы с несуществующей или, наоборот, слишком реальной угрозой, – это мыло да вода.

Когда-то он был офисным сотрудником, одной из незаметных винтиков в системе, никогда не стремившимся потрясать основы мироздания. Просыпался, пил кофе, жал руку коллегам, ждал выходных… Он, возможно, и умер бы в такой же обыденной рутине, не задумавшись ни о смысле, ни об абсурде. Однако вспышка загадочной инфекции – фантомный крик современного общества, одержимого чистотой и безопасностью, – перевернула всё. Его тщательный ритуал «поддержания порядка» оказался маской, за которой пряталась пропасть. Пропасть, в которой отдавали эхом слова: «Ты грязен. Ты – это грязь. Ты никогда не будешь чистым».

Так началось его падение в бездну. Дэн вспоминал, как в первые дни он бросался к раковине по любому поводу, чувствуя сладкое облегчение при виде мыльной пены на руках. Тогда он ещё верил, что может контролировать свое беспокойство. Но каждый раз возвращался к работе, чувствуя на себе косые взгляды. «Что с тобой, Дэн?» – спрашивали коллеги. «Всё хорошо, просто перестраховываюсь», – отвечал он. Но уже тогда начинал замечать, как клавиатура превращается в панцирь микробов, как чашка с кофе кажется колбой с отравой. Никто не учил его противостоять собственному сознанию, когда оно оборачивалось против него. Он просто скользил дальше в эту нескончаемую, уродливую болтанку мыслей.

И вот теперь, в эти дорассветные часы, он снова и снова проводил руками под водой, ощущая, как вспыхивает боль от трещин на иссушенной коже. «Нет, это нормально, – пытался он убедить себя, – боль – знак очистительной жертвы». Но в глубине души Дэн понимал, что никакая жертва не принесет ему подлинного облегчения. Напротив, чем сильнее он старался избавиться от ощущения грязи, тем более реальной она становилась. Будто бы сам ритуал полировал его страх до блеска, подобно тому, как тряпка наводит глянец на зеркале. Чем настойчивее он отмывал руки, тем ярче вставал в сознании образ этих самых рук, покрытых полчищами бактерий.

«Бытие предшествует сущности», – когда-то эти слова он читал, готовясь к университетским экзаменам по философии, и всё это казалось ему пленительной игрой ума. А теперь эти же слова – как молот, бьющий по его черепу. Если он свободен, без какой-либо заранее заданной сущности, то и его страх перед бактериями – тоже выбор, пусть и не осознанный до конца. Но тогда возникает вопрос: почему он выбирает этот страх, почему не может остановиться и, например, выйти на улицу, взять в руки пиццу без перчаток и съесть её, не задумываясь о микробах?

Ответа, разумеется, нет. Или же ответ таков: «Потому что в самой свободе заложена бездна. Если все позволено, если нет объективного смысла или предначертанного предназначения, то страх становится тем, за что можно уцепиться. Он придает жизни какую-то структуру, пусть и жуткую». Так думал Дэн, вглядываясь в свое отражение, словно ища в нем оппонента для дискуссии. Но отражение было пассивно. Оно лишь повторяло каждое движение с насмешливой точностью.

Внезапно он услышал, как где-то вдали, возможно, в соседней квартире, плачет ребенок. Этот звук ворвался в его сознание, вернул его в реальный мир, пусть и на одно короткое мгновение. «Какой теперь мир реальный?» – с обречённой усмешкой задал он себе вопрос. «Тот, где дети плачут в ночи? Или тот, где микробы победоносно осваивают мою кожу?» Но в глубине души он понимал, что этот детский плач – гораздо более реальное и человеческое явление, чем его абстрактные фантазии о ползучих бактериях. И всё же он не мог отвернуться от своих мыслей: страх продолжал нарастать, будто волна перед штормом.

Вода текла, а он стоял – бредовый страж у алтаря абсурда, страж, который осознанно понимает бессмысленность своей стражи, но не может бросить пост, потому что отступить значило бы остаться наедине с ещё более ужасным чувством – чувством тотальной свободы и отсутствия гарантий. И потому Дэн предпочитал продолжать свой «магический» ритуал мытья рук. Вода, хоть на мгновение, дарила ему иллюзию очищения. Ничто другое не давало ему этой зыбкой опоры.

Он закрыл кран, и наступившая тишина вдруг показалась громоподобной. Капли, срываясь с краёв раковины, падали в канализационный сток, рождая мелодию падающих звуков – глухие, почти непобедимые. «Вот оно, моё сердце, – подумал он, вслушиваясь в ритмичные удары капель. – Сердце, которое бьётся не в груди, а в трубах». И ему представилось, что, может быть, в каком-то далёком городе, за стенами чужих квартир, есть и другие такие же, как он, люди, которые не спят и пытаются отмыться от бессмысленности существования, ищут очищение от грязи, которая, может быть, лишь метафора внутренней пустоты.