– Эх, хорошо пошла, – выдохнул я, соскребая остатки каши со стенок миски. – Только вот… зябко становится.
Мишка прищурился, губы изогнулись в усмешке.
– А это мы мигом исправим, – подмигнул он, будто фокусник перед главным трюком.
Янтарная жидкость наполнила кружки, металл которых тут же запотел от контраста с прохладным ночным воздухом. Звон посуды эхом разнёсся по притихшему лесу.
– За наше приключение! – провозгласил Мишка, поднимая кружку к звёздному небу.
Мишка удовлетворённо промычал и откинулся на бревно, вытягивая ноги к костру. Его лицо, освещённое пляшущими бликами пламени, излучало безмятежность и почти детскую радость.
Лес вокруг, недавно казавшийся зловещим лабиринтом, теперь выглядел почти уютным. Шелест листвы на лёгком ветру напоминал тихую колыбельную, а потрескивание веток в костре создавало иллюзию домашнего очага. В чаще раздался протяжный крик какой-то птицы, но даже он не вызывал прежней тревоги. Мир вокруг больше не казался враждебным – скорее, загадочным и полным тайн, ждущих своего часа.
Я откинулся на спину, закинув руки за голову. Взгляд упёрся в бездонную черноту неба, усыпанного мириадами мерцающих звёзд. В городе, где свет фонарей затмевает небесные огни, такого не увидишь.
– Красота-то какая, – протянул Мишка, сладко потягиваясь. – Тишина, звёзды… Никакой суеты.
Я кивнул, соглашаясь.
– Ты чего такой кислый? – Мишка ткнул меня локтем в бок. – Мы же на природе, отдыхаем. А ты сидишь, будто у тебя зуб болит.
– Да не кислый я, – проворчал я, ковыряя палкой землю. – Просто задумался.
– И о чём же таком серьёзном, что аж лицо перекосило? – Мишка подсел поближе, заглядывая мне в глаза.
– Да так… – я швырнул под ноги подвернувшийся камешек. Тот покатился вниз по склону, подпрыгивая на кочках. – О жизни, о вселенной, обо всём вот этом…
– О как! Философские темы пошли, – присвистнул Мишка. – Ну, про вселенную я тебе не скажу, а вот про жизнь – это можно. Давай, колись, что там у тебя стряслось? Может, вместе оно и рассосётся.
Я замялся. От Мишкиного взгляда хотелось спрятаться, зарыться в песок с головой.
– Алёнка, да? Разбежались? – Мишка попал в точку с первой же попытки. – Что, всё, финита ля комедия?
Чёрт. Как же я не люблю, когда вот так, в лоб.
– Не разбежались… Бросила, – выдавил я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более безразлично. – Наверное, нашла кого-то… поинтереснее, побогаче, поперспективнее.
– Ну, бывает, – Мишка пожал плечами, будто ничего особенного не произошло. – Ты из-за этого решил стать пещерным человеком? От всех шарахаться, как от прокажённых?
– А что мне, с каждым встречным обниматься? – я с вызовом посмотрел на Мишку. – Смысл? Все эти разговоры – как жвачка. Сначала вроде вкус есть, а потом – резина резиной.
Мишка покачал головой.
– Общение – это… это как вода. Если её не пить, то засохнешь. А ты себя добровольно в пустыню загнал. Попробуй не пятиться от людей, а наоборот, сделай шаг им навстречу.
– Кому шаг? Тебе? – я криво усмехнулся. – И что я услышу? Очередную порцию житейской мудрости?
– Мне не жалко, – Мишка ухмыльнулся в ответ. – Я, конечно, не Сократ, но послушать могу. А это, знаешь ли, иногда поважнее всяких советов будет. Вон, у классиков – «роскошь человеческого общения». Не на ровном же месте придумали, а?
– Роскошь… – я фыркнул, представив себе эту «роскошь» в виде бесконечной череды пустых разговоров. – Для меня роскошь – это тишина. Когда никто не лезет в душу, не пытается тебя перекроить на свой лад.
