– Осторожно! – схватил меня за рюкзак Мишка, когда я поскользнулся на камне. – Держись за меня!
Выбравшись на берег, с облегчением сбросив рюкзаки, мы рухнули на землю, тяжело дыша. Лёгкие горели, а мышцы сводило судорогой.
– Да уж… – выдохнул я. – Я думал, не дойдём…
– Дошли же, – Мишка вытер мокрое лицо трясущейся рукой. – Но расслабляться рано. Надо за палатками возвращаться.
– Ты… ты спятил?! – зубы выбивали дробь. – Какие палатки?! Всё кончено.
Он сосредоточенно смотрел на реку, его лицо, освещённое луной, казалось каменной маской.
– Мы вернёмся за ними, – отрывисто бросил он.
– Но зачем?! Они уже никуда не годятся! Мы чудом выбрались! – я показал на свои дрожащие руки.
– Нельзя сдаваться, – резко перебил Мишка, с силой ударив кулаком по земле, оставив в ней отпечаток от костяшек. – Дело не в палатках, – отрывисто бросил он. – Это… это вопрос принципа. Я не позволю этой ссаной речке испортить поход. Считай это проверкой. – Он резко повернулся ко мне. – Поход продолжается. Ты со мной? – в его глазах горел безумный огонь.
– А если… если нас течение снесёт?
– Тогда снесёт, – ответил Мишка, глядя мне прямо в глаза.
Я сглотнул, чувствуя, как усталость отступает перед нарастающим волнением. Впереди нас ждало ещё одно погружение в ледяную воду.
Только несколько колышков, прижатых камнями, не давали палаткам уплыть в темноту ночи. Мы действовали быстро и чётко, понимая, что счёт идёт на секунды.
Мышцы, сведенные судорогой от холода, кричали от боли и напряжения. Ноги путались в водорослях, подкашивались на неровном, илистом дне. Казалось, что река – живая, злая сущность, которая наслаждается нашей беспомощностью, играет с нами, прежде чем поглотить.
– Мишка, давай, ну что ты там копаешься? – крикнул я, выбравшись на берег, волоча палатку.
– Да я тут застрял! – отозвался Мишка. – Оттяжка за кусты зацепилась!
Не раздумывая, я прыгнул обратно в ледяную воду.
Ткань палатки, словно гигантский осьминог, облепила Мишку. Он хрипел, захлёбываясь и отчаянно дёргался, пытаясь освободиться. «Нож! Где нож?!» Пальцы, онемевшие от холода, нащупали в кармане складной нож. Замок заело. «Давай же, сволочь!» Порвав ткань на штанах, я добрался до ножа. Рванулся к Мишке, разрезая путы из ткани. Один рывок, второй… Освободил!
«Получилось!» – радостно вскрикнул я. Но его уже не было рядом. Лишь мутная вода, несущаяся с бешеной скоростью, да клочья пены. В бледном свете луны мелькнула рука. Потом голова. Он барахтался на поверхности, безвольно подбрасываемый течением, время от времени исчезая под мутной, пенистой поверхностью. Ужас, ледяной и липкий, парализовал меня на мгновение. Только на мгновение.
С рыком я бросился вслед за ним, с яростью отталкиваясь от дна и борясь с течением, которое пыталось отнести меня в сторону. Река извивалась, бросала в лицо коряги, которые царапали кожу, стремясь утащить на дно.
«Мишка! Держись!» – надрывался я, но мой голос тонул в рёве неистовой стихии. В призрачном свете луны я разглядел его у затопленного бревна. Водоворот, образовавшийся за преградой, держал его на месте…
– Давай руку! – закричал я, подплывая ближе и протягивая ладонь, чувствуя, как каждая мышца в теле напряглась до предела.
Я видел страх в его глазах, слышал его тяжёлое, прерывистое дыхание, похожее на всхлипы.
– Ещё немного! – подбадривал я, зацепившись за ветку.
Наконец, я крепко схватил его за запястье и, напрягая все силы, потянул на себя.
