Выйдя из палатки, я тут же поёжился. Утро встретило серой мглой и пронизывающим холодом, от которого не спасала даже кофта с капюшоном. Небо затянули низкие, тяжёлые облака, кто-то, похоже, забыл убрать мрачные спецэффекты из фильма по «Дискавери».
«Брр, ну и весёленькое начало дня», – я натянул капюшон до самого носа.
Трава блестела от росы, и кроссовки мгновенно промокли. «Зашибись», – мысленно простонал я, чувствуя, как холодная сырость пробирается к пальцам ног.
Подойдя к кострищу, я начал осторожно раздувать угли, оставшиеся с вечера. Они казались безжизненными, но в глубине ещё теплился огонёк. Подбросив несколько сухих веток, я с облегчением услышал, как пламя неохотно, но верно начало разгораться, потрескивая и шипя.
«Ну вот, уже что-то», – я протянул озябшие руки к огню.
«Чай! То, что нужно!» – подумал я, представляя, как Мишка скоро проснётся и начнёт ворчать, что умирает от голода.
Отправился за водой, ступая по траве, усыпанной росой. Каждый шаг сопровождался едва слышным хрустом, словно кто-то шептал вслед.
Набирая воду в котелок, мой взгляд упал на еле заметную тропу, змеящуюся через бурлящую речку, которая так и осталась для нас загадкой.
В ту же секунду мир вокруг будто застыл, окутанный странной, звенящей тишиной. По спине пробежала ледяная дрожь, мурашки покрыли кожу.
Каждая деталь совпадала с пугающей точностью: поваленные деревья, покрытые мхом валуны, узоры лишайника на камнях, складывающиеся в неведомые символы. Я отчётливо помнил эту тропу из своего сна. Реальность и сновидение переплелись, создавая жуткий диссонанс. Окружающий лес, казавшийся минуту назад обычным, приобрёл зловещий оттенок. Деревья будто наклонились, их ветви, как костлявые пальцы, тянулись, пытаясь схватить.
Где-то вдалеке послышался крик птицы, настолько пронзительный и жуткий, что я вздрогнул. Этот звук как будто разбудил лес, и всё вокруг наполнилось шорохами, шёпотами.
Внутренний голос настойчиво шептал: «Тебе что, не интересно, куда она ведёт?»
Но коварно подкравшись, ледяная вода горного ручья намочила ногу. Вздрогнув, я тихо выругался:
«Твою мать! Да что ж такое…»
Это немного отрезвило меня. Я с усилием оторвал взгляд от тропы и, тяжело вздохнув, побрёл обратно в лагерь.
Вода вскипела ровно через десять минут, как по команде. Хмурые тучи, омрачавшие небо, начали рассеиваться, лазурный простор отвоёвывал себе всё больше территории.
Первые, ещё робкие лучи солнца пронзили рваные края облаков и нежно коснулись земли. Мир вокруг пробуждался: краски заиграли с новой силой, тени обрели глубину и резкость. Вместе с отступающими тучами испарилось и моё угрюмое настроение.
Я сделал глоток горячего чая, и постепенно, уходящая головная боль после вчерашнего веселья уступала место чувству умиротворения.
Я прислушался к шорохам из соседней палатки.
– Миш, ты там живой?
– Аааа? – донеслось в ответ сонное бурчание. – Ещё пять минут…
– Вода уже вскипела, – произнёс я чуть громче, надеясь, что запах напитка пробудит Мишку окончательно.
– Иду-иду, – проворчал он.
Спустя пару минут полог палатки зашевелился, и наружу выбрался помятый Мишка. Его взъерошенные волосы торчали в разные стороны, а глаза были едва приоткрыты.
– Как себя чувствуешь, пьянь? – с ухмылкой протянул я ему кружку.
Мишка сделал глоток и поморщился.
– Голова раскалывается. Напомни, чтобы я больше никогда столько не пил.
