Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться - страница 21
Однажды в свою первую неделю на Манхэттене Робин ехал на городском автобусе, когда впереди через несколько рядов он увидел, как мужчина упал на сидящую рядом с ним женщину. «Отвали!» – вскрикнула она и пересела. Но мужчина оказался мертвым. Водитель остановил автобус и попросил всех покинуть его. Робин, альтруист с западного побережья, захотел остаться и помочь, но водитель ответил: «Он мертвый, черт возьми, убирайся! Ты нихрена не можешь ему помочь, поэтому подними свою калифорнийскую задницу и вали отсюда!»
Как и у города, ставшим теперь новым домом, у Джульярдской школы тоже был очень непростой характер. Ее уважали, ее боялись, она была необычайно конкурентоспособна, однажды могла выцепить твою сильную сторону и сделать ее еще сильнее, но в другой раз ей было все равно – на плаву ты или тонешь. Театральное подразделение открылось в 1968 году и за первые пять лет существования помогло открыть таких звезд, как Кевин Клайн, Пэтти Люпон и Дэвид Огден Стайерз. Студенты, последовавшие за ними в Джульярд, не достигли таких высот, но стремились за романтикой института и возможностями, которые их ожидали. «Это было какое-то монашеское, религиозное чувство, – говорил Ричард Левин, учившийся вместе с Робином. – Едва ли это было связано чем-то конкретным. Вокруг школы была непередаваемая аура защищенности, но чувство коммерциализации было чуждо, и это побуждало к учебе».
Но опьяняющая атмосфера внушала студентам и раздутое чувство самоуважения. «Актеры из Джульярда считались первоклассными, – говорил Пол Перри, еще один одноклассник Робина. – Их называли занозой в заднице, заносчивыми – что неплохо для начинающего актера. Бизнес есть бизнес, а бизнес ужасен. После театральной школы тебя бросают на растерзание».
Рабочий день обычно начинался в 8–9 утра и мог продолжаться до 10–11 вечера, поэтому долгие рабочие часы, проведенные в компании одноклассников, породили страстные и быстротечные отношения. «Мы были очень близки, все друг с другом связаны, все друг с другом спали, что обычно случается в колледже», – рассказывал Перри.
В Джульярде театральное отделение, наравне с музыкальным и танцевальным, функционировало как консерватория. Четырехлетняя программа в первые два года делала акцент на репетициях в студии (года «открытий» и «трансформации»), старшекурсники (в периоды «осмысления» и «выступления») ходили на кастинги и принимали участие в постановках по всему Нью-Йорку. Вполне предсказуемо, что через несколько лет обучения из 25–30 первокурсников лишь половина была востребована. Эта Дарвиновская система функционировала под эгидой Хаусмана, боготворившего классику – старинные греческие драмы и пьесы Шекспира – и купавшегося в лучах поздно пришедшей славы. В 1973 году, когда Робин поступил в Джульярд, Хаусман в возрасте семидесяти одного года снялся в «Бумажной погоне» в роли высокомерного профессора права Чарльза Кингсфилда, за что он получил «Оскар».
Для студентов Хаусман был приятной, но противоречивой фигурой, он мог быть одновременно добродушным и грозным. Робин вспоминал: «В одной из своих речей он говорил: ”Вы нужны театру. Не искушайтесь телевидением и фильмами. Театру нужна ваша плазма, ваша кровь“. А уже через неделю мы видели его в рекламе Volvo».
Робин, пришедший в Джульярд с неоконченным образованием и отсутствием опыта, был принят в группу с продвинутыми студентами. Ожидалось, что через два года он выпустится, и его зачислили в группу номер IV, а не VI, как остальных вновь прибывших студентов. (В The New York Times о школе говорилось так: «Классы обозначают не классически годами, в римскими цифрами, как в королевских семьях или на Супербоуле».)