– Нет, не стоит. К утру решится, думаю.
– Что ж, остается ждать.
Домохозяйка Римма, почти незаметно перекрестившись, сказала: “Господи, что же дальше?” Я не до конца понял, то ли она и правда ужаснулась трагедии, то ли восприняла смерть генсека как надоевший повтор. Мне и так был известен финал текущей трагедии. Пятилетке пышных похорон пришёл конец. Мои “родители” не плакали и не вздыхали. Только тихо бросали реплики, настолько тихо, что не разобрать услышанное.
Пришли какие-то знакомые Григория Озёрова, с которыми я предпочел не пересекаться, спрятавшись в туалете. Они закрылись в кабинете, включили громко музыку; полагаю, что разговор затрагивал темы, неприятные для чужих подслушивающих ушей.
Что до меня, то смерть Черненко не вызвала во мне ничего. Просто черная дыра, полная антипатия. Историк, оказавшийся буквально на месте чрезвычайного события, когда СССР крепко встал на последнюю ступеньку своего существования, не испытал никакого воодушевления. Ну умер и умер. Признаться, я холоден к правителям из эпохи коммунизма, так как они все казались черствыми дедами инсайдами, чьи позитивные эмоции располагались в пределах одной спички. Да, Горбачев на памяти был такой живенький, активненький, ещё Хрущев летал где-то в коммунистических мечтах. Брежнев был весёленьким, но чем кончил? Известный факт. Покопавшись в воспоминаниях, я не нашел ничего сверхъестественного в решениях престарелого. Ну не хлопать же в ладошки за возвращенный партбилет Молотову? Press F, но без лишнего сантимента.
К полуночи родилось новое опасение. Сидя у окна и рассматривая затихший проспект, мне представилось, что вторжение чужого в прошлое обязательно приведет к временному коллапсу. Ведь я оказался чужеродным организмом – совершенным, замечу. Ибо многолетняя подготовка к ЕГЭ с ботанием науки на кафедре отечественной истории есть большая сила. Все вокруг слепые котята, некоторые только прозреют на пару лет вперед. Мне же известно всё.
Не знаю, какой бы термин подобрать – по факту мое существование противоречит законам физики, легко скатиться в эзотерическую пургу. Пусть будет временной коллапс.
А что, если Горбачева не изберут? Например, произойдет нарушение последовательности событий. Выберут ленинградского Романова. Так и представляю себе ехидную ухмылку Сергея: “Вот и вернулась династия в Россию”. Или поставят Громыко управлять страной. Кто там ещё был. Маршал Устинов? Не, помер уже, к тому же чисто военный промышленник. О, есть Щербицкий – ещё молодой и крупный партийный босс. Но его нет в Москве, пока он приедет, уже сто раз в генсеки посадят кого-нибудь.
Наверное, я слишком циничен и не эмпатичен. На этом прекратил размышления, чтобы снова поплакать в подушку, надеясь всё-таки проснуться в своем мире.
Когда за утренним завтраком произнесли фамилию Горбачева, усмешку на моем лице едва ли можно было подавить. Но для себя решил, что нужно делать какой-то движ – чтобы избежать уныние и тягостные размышления. Жить-то всё равно придется. Но для чего, я пока не понял.
Март прошел примерно по одному и тому же расписанию. Я – номенклатурный повеса, сидящий в ЦК Комсомола и изображающий активную деятельность. Всем на работе занимались мои замы. Наверно, настоящий Андрей Озёров отлично справлялся с перекладыванием ответственности на других. У меня тоже был опыт: несчастную Нику запрягал по любому поводу. Она в общем-то не сопротивлялась; мои подчиненные из отдела не особенно проявляли ропот. Лучше всех была Татьяна, да хранят её старые и новые боги: вместе с Сергеем они подрабатывают на полторы ставки моими ангелами-хранителями.
