– Пока не знаю.
– А в МИДе помощь не предложили?
– Это будет неприлично. На уровень ниже опуститься.
– И правда, как я не подумала… – Виктория Револиевна рядом с неизвестной девушкой превратилась в супермаму. – Но пробовать необходимо.
– Как у Андрея дела в комсомоле?
– После того, как Константин Устинович умер, мы обеспокоены дальнейшей перспективой. Пыталась выйти на контакт с Мишиным, но в ответ тишина. Пока. В комсомоле к нему стали относиться серьезнее, только пошучивают, что в бога поверил.
– Да вы что? – звонкий смех второго голоса.
– Не поверишь, но именно так. Знаешь, он уезжает на работу, а я сажусь на диван в его комнате, прямо на краешек, сижу и говорю: “Кто бы ты ни был, бог ли, человек ли, за изменение моего сына бесконечное спасибо”
– Андрей скоро вернется?
– Обещал не позже полуночи. Ты что, уже убегаешь? Хоть чай допей.
– Мне неловко, Виктория Револиевна…
– Не вздумай! Нет никакого повода для стеснения.
– Мне бы хотелось остаться, правда. Только трудно будет сдержаться. Его душить воспоминания начнут.
– Лира, ты для нас как дочь. Пожалуйста, останься.
Это имя…
Лира. Лира? Лира! Неужели та самая несостоявшаяся жена?
От удивления рука скользнула со шкафа, зацепив пуговицами рукава корешок книги; Владимир Ильич Ленин полетел вниз, шлёпнулся со слоновьим грохотом. Виктория Револиевна охнула.
“Ах, Ильич, за что?”, – возмутился я.
– Андрюша? Это ты?
– Да, он самый, – пришлось выйти из сумрака. – Доброй ночи.
Мать “Андрея Ивановича” сидела за столом, а девушка, с которой она общалась, уперлась спиной в подоконник. Тонкая фигура, возможно, слишком тонкая для того, чтобы засчитать красивой. Широкая черная повязка на голове оголяла высокий лоб, а почти что белые волосы были хорошо “нахимичены”. Узкое лицо. Темная помада. Вся контрастная.
Я не знаю этого человека, но следовало бы изобразить какую-то обескураживающую эмоцию. Какую? Отвращение? Гнев? Если “Андрей Иванович” запрещал даже упоминать её имя, то крайне маловероятно, что между ними сохранились хотя бы остатки отношений. Однако девушка всё же рискнула и пришла. Во всём непонятном мозг ищет сакральный знак.
Мама, мне надо было идти в театр, а не в историки.
– Лира? – спросил я, сурово глядя в её светлые глаза.
– Да, она самая, – девушка улыбнулась, одновременно сложив руки на груди.
Виктория Револиевна, как бы остерегаясь плохого, быстро подошла ко мне и крепко обняла; незаметно в объятии принюхалась к моему дыханию. Подняв голову и показав довольную улыбку, она тут же бросилась во множестве извинений и просьбах отпустить её к мужу:
– Андрюша, к нам заехала Лира. Присаживайся, чай попьете. Нет, не хочешь? Тогда утром. Командировка у Лиры в ГДР завершилась, переводят в Москву. Я попросила погостить у нас, думала, ты обрадуешься.
Тончайший момент конспирации. Among Us. Как зря, что не расспросил Татьяну о несостоявшейся жене! У меня ничего на неё нет, если начнет дергать за детали – рухну как Ильич на пол. Предстоит манипулятивная игра вопросами.
– Я тоже рад, что Лира вернулась, – произнес как можно осторожнее, чтобы закрепить первичный контакт.
На лице девушки застыла выжидательная улыбка. Мы смотрели друг на друга. За её спиной тремя этажами ниже жил в фонарях проспект. Темная душа в поддельном желтом свете.
– Славно. Не будьте кухарками, присядьте в гостиной, – Виктория Револиевна пригласила в зал. Усадив в кресла, она снова отпросилась. – Я вас оставляю. Мне нужно спать. Лирочка, сиди у нас сколько пожелаешь, этот и твой дом.
