Позади нас стояла бледная Галя, а из шеи у нее торчал огромный осколок стекла. Она пыталась дрожащей рукой дотронуться до окровавленного горла, но так и застыла на месте.
— Скорую! Срочно! — суматоха. Крики. Чей-то плач.
Ноги солистки подкосились, и если бы ее не поддержали, она просто рухнула бы на пол.
В голове начала крутиться какая-то абсурдно весёлая мелодия.
На мгновение показалось, что, вместо трагедии на сцене разворачивается немое кино. Испуганная труппа жалась к стенам, видимо, опасаясь, что с лесов упадёт ещё что-нибудь. Балетмейстер срывающимся голосом орал на растерянно переглядывающихся осветителей.
Песенка вышла на новый круг.
В надежде хоть как-то помочь солистке, обернулась в зал, на то место, где должен был сидеть единственный зритель. Пусто. Когда он успел уйти?
— Он же врач… — то ли подумала, то ли прошептала я.
Я толком не уловила момента, когда границы зоны отчуждения вокруг Галки и прибежавшей из медпункта медсестры бесцеремонно нарушили. Движение воздуха подсказало, что кто-то подошел ко мне со спины, я нервно обернулась.
Герман выглядел собранным, напряжённым, но на удивление спокойным. Бегло просканировав меня взглядом, он протянул руку и коснулся щеки кончиками пальцев.
Я поморщилась – кажется, скулу действительно чем-то зацепило, и кожу саднило. Возможно, тоже осколком.
Холодное прикосновение принесло неожиданное облегчение, и сразу же Нагицкий двинулся мимо, в сторону раненой Галки.
Решительным жестом отстранив медсестру, Герман наклонился и присел на корточки, закрывая труппе обзор.
— Ушли все со сцены. Живо, — его голос был властным и строгим. Никто не посмел ослушаться.
Даже балетмейстер не рискнул спорить, побежав за телефоном.
На репетициях мобильники всегда были под запретом, и сейчас это сыграло злую шутку.
— Эльтова, вам надо отдельное обращение?! — рыкнул Герман, грозно посмотрев на меня.
Внутри все затрепетало, я послушно сделала несколько шагов назад.
Отошла вместе со всеми, нервно покусывая губы. Но все равно машинально вставала на пуанты, пытаясь разглядеть, что происходит.
«Только бы жива была», — пронеслась в голове паническая мысль при виде абсолютно неподвижных миниатюрных ножек Галки.
Ужас удушливой волной сжимался вокруг собственной шеи, мешая дышать. Близость чужой смерти приводила в ступор.
«Пусть с ней все будет в порядке…» Галя ведь такая молодая, такая талантливая… а на ее месте сейчас легко могла быть я, если бы не Светка.
Все дрязги, интриги, зависть – мгновенно отошли на второй план. Речь уже не о постановке, не о партиях, а о настоящей человеческой жизни.
Герман продолжал что-то делать, судя по движениям плеч и спины, и я стиснула кулачки.
Он же врач, может, есть ещё надежда? Может, не всё так страшно?
Блеснул осколок стекла.
Я скрестила пальцы, как в детстве, когда давала себе какие-нибудь зароки и обещания, надеясь, что это поможет сбыться желаемому. Высшие силы услышат, оценят и обязательно помогут…
— Пожалуйста, пусть будет жива, ну пусть жива. Пусть он её спасёт, — шептала про себя, даже не осознавая толком, что проговариваю все вслух, — я его обниму… поцелую… да всё, что угодно сделаю, пусть только спасёт.
Спина Германа неожиданно напряглась, и он на мгновение обернулся, окинув меня странным потемневшим взглядом.
Его глаза сузились и даже, кажется, потемнели. Лицо приняло самое коварное выражение.
Я что, это вслух сказала? Вот черт… Но ведь не мог же он слышать с такого расстояния. Ну не мог!
