Когда через несколько минут раздался храп, старшая дочь князя Герденя, нервы которой в эти мгновения были уже на пределе, со злостью повернулась на бок… Король открыл глаза, но тут же опять захрапел, на этот раз глубоко, с распевом… Толстуха простонала.
– Попей чего-нибудь, – уже сквозь сон посоветовал заботливый супруг. Ему ответило суровое молчание. «Ничего, – подумал хозяин Варуты, – покряхтит, попыхтит и успокоится!»
И действительно, когда в ту ночь он проснулся в очередной раз, жена спала сном праведницы. От пышного тела ее веяло жаром. «Боги! – мысленно возопил светлейший. – Даруйте мне сил вынести все это! Ведь… я не люблю ее!» В ту ночь государь лежал в постели со своей женой и предавался мыслям… о деве, которую пока что не знал, но видеть которую с некоторых пор сделалось для него потребностью. Он даже думать не желал о том, чтобы свояченица покинула его дом. Выходило, что отныне интерес к жизни подогревался в нем исключительно младшей дочерью князя Герденя. «Душа моя! Краса моя!» – шептал несчастный и, забывшись, гладил шершавой ладонью по влажному, массивному бедру своей благоверной…
Глава V. Вызревшее намерение
Слухи о том, что светлейший подыскивает свояченице мужа, разлетелись по всей Литве. В Варуту потянулись женихи, в их числе самозванцы, истинную личину каковых еще следовало выявить. И так продолжалось три месяца. Наконец государь понял, что забава затянулась. Он видел два пути завершить ее: либо отправить гостью обратно к отцу, либо выдать ее замуж…
В это самое время в Варуту прибыл племянник короля Миндовга князь Росислав.
Это был молодой человек с красивым лицом, хранившим выражение приветливости. Произошедший от русской женщины, вдобавок унаследовавший от нее христианское вероисповедание, красавчик пользовался успехом у представительниц слабого пола. Он покорял их галантностью. Даже пожилые женщины, замужние и многодетные, отзывались о нем лестно. Они называли его Цветком. Сам же молодец величал себя Менестрелем, хотя, по сути, являлся обыкновенным бесталанным лентяем. Впрочем, следовало отдать должное ему и признать, что, имея выдающиеся внешние данные, молодой князь не кичился этим. В прошлом король Миндовг брал его в разные свои посольства. На приемах заграничные вельможи косились на красавца и невольно пересматривали свои представления о «диком» литовском народе. В походы же князь его не брал, говорил: «Куклам не место на войне!»
Знакомство княжны Липы и князя Росислава состоялось в полдень на сияющем в лучах мартовского солнца замковом дворе. Повелитель свел молодых и незамедлительно вернулся к своим делам… Гость предстал перед девой одетым со строгим великолепием – в черный бархат. На левой щеке его темнела родинка. Голову красавца украшал берет – убор, который в то время уже носили на западе Европы, но который считался непрактичным и вычурным здесь, в Литве. Блеснув массивным перстнем на среднем пальце левой руки, князь взял ручку красавицы и, склонившись, поцеловал, на что не приученная к подобному обхождению дева не замедлила ответить хихиканьем и жеманным движением худеньких плеч. При этом круглые щечки ее стали пунцовыми.
– Безмерно восхищен! – тем временем, переступая с ноги на ногу, начал свое воркование гость. – Не ожидал увидеть такой перл!
Опьяненные встречей, молодые люди, не сговариваясь, направились в сторону уже сбросившей ледяное одеяние Сервечи.
