Послышались шаги, в кухню вошел Петр. Душка Петр, вальяжный, в роскошном атласном халате и войлочных расшитых домашних туфлях. Вот уж точно человек промахнулся с веком. Ну не вписывался он в настоящее, ему бы барином быть, дворянином, с его-то неспешностью и манерами.
– Валера, приветствую тебя, друг мой!
Я поднялся, и мы обнялись.
– Знаю, что Боря собрался к Тонечке, хочет увидеть сына. Даст бог, Женечка придет в себя и захочет вернуться. Но, видать, крепко мой брат ее обидел, раз она все еще там. С одной стороны, я понимаю ее: она молодая, ей хочется свободы, каких-то ярких впечатлений, ощущений, у нее талант, и мы все об этом знаем. Но что делать Боре, который сходит с ума от страха, что она влипнет куда-нибудь, что ее подстрелят и Миша останется без матери? Он же адвокат и знает много разных историй. Он-то понимает, насколько опасно все то, чем вы с ней занимаетесь. Но и как запретишь ей? Это все равно как запретить, скажем, тебе, Валера, работать в Следственном комитете! Это только в кино следователи работают с бумажками, я-то знаю, что ты реально занимаешься расследованием и что иногда бегаешь больше оперов, землю роешь… Да вы с Женечкой не одно дело распутали, я-то знаю.
– Вы не поверите, но я с тех самых пор, как мы с Женей работаем вместе, испытываю чувство вины перед Борисом.
– Что вы, Валера, что вы! – замахал руками Петр. – Это просто замечательно, что вы всегда рядом с ней. Будь кто другой, вот это была бы настоящая катастрофа. А так – вы свой человек, почти член семьи… Боря доверяет вам, да вы и сами это знаете. И другу вашему, Журавлеву, тоже. Он хоть человек и новый, но, по-моему, порядочный, ему можно доверять. И он понимает все про Женечку. Я имею в виду, что ее следует оберегать и сделать все таким образом, чтобы риск с ее стороны был наименьший. Да, я чего пришел-то! Вы же поедете сейчас к Тонечке. Передавайте ей привет от меня и вот это. – С этими словами Петр извлек из глубоких карманов халата пачку цветных открыток, которые на деле оказались красивейшими билетами в созданный им театр лилипутов.
– Так вы уже открылись?
– Да, уже два месяца как. Если будет желание, я и тебе, и твоему другу Журавлеву подарю билеты…
– Нет-нет, мне пока некогда, да и Паше сейчас не до этого… Занят он очень.
– Ну ладно. Потом поговорим.
– Петр Михайлович, я так рад за вас! Так рад, что вы открыли театр! Вы невероятный человек!
В кухню бодрым шагом вошел Борис. От него так крепко пахло горьковатыми духами, что мне с трудом удалось промолчать – не слишком ли много он на себя вылил?! Что ж, он сам знает, что и как ему следует делать перед встречей со сбежавшей женой.
– Ты готов, Валера?
– Конечно.
Тут я вспомнил, что не успел убрать за собой грязные тарелки. Бросился прибираться, но Борис остановил меня. Но не мог же я ему рассказать, что поначалу мне пришлось беседовать с няней Соней, потом уделить внимание Петру? Если бы не эти два визита, я бы и посуду помыл, и стол протер.
– У меня к тебе только одна просьба – не вздумай грузить ее своим новым делом. У тебя наверняка припасена интересная история для твоей лучшей подружки.
Я так и не понял, то ли с плохо скрываемым раздражением он это произнес, и это относилось ко мне лично, либо в этот момент злился все-таки не на меня, а на Женю.
– Нет-нет, что ты!
– Петя, – обратился он к брату, – а ты уж присмотри за домом. Проследи, чтобы Соня никуда не ушла, я все-таки надеюсь, что мы вернемся в полном составе. И спроси, ужинала ли она. Что-то не нравится мне, как она выглядит, совсем исхудала, ходит заплаканная, словно это не у меня, а у нее украли ребенка.
