— Проходи, Лука. Садись, — тихо сказал князь. — Долго его держать не будем, испортится на такой жаре. Думаю, сегодня в обед и похороним, — он вопросительно посмотрел на юношу, будто ждал одобрения.
Лука кивнул и опустился на лавку рядом с воеводой. Он смотрел на отца, который оказался врагом его семьи и похитителем ребенка, но не испытывал ни ярости, ни злости, ни обиды. Наоборот, ему было горько осознавать, что он остался совсем один. Бат хоть и не проявлял нежности и любви, однако никогда его не обижал, а наказывал исключительно тем, что не отпускал гулять или заставлял еще усерднее заниматься.
— Князь, ты отпустишь меня? — вполголоса спросил он.
— Куда ты собрался? — удивился тот.
— Отец дал поручение, надо выполнить.
— А-а, если так, то иди, — Игорь встал и размял затекшую спину. — Отцовское поручение на смертном одре – дело серьезное. Просто так не отмахнешься. Прощайся пока, а мы пойдем место для могилы искать.
Князь и воевода вышли, оставив Луку наедине с мертвецом.
— Как же тебя называть, коли ты мне больше не отец? Батом? А может, колдуном? Колдун Бат, — задумался он. — Древний род колдунов… Ролан Гурун. Какое необычное имя. Всю жизнь прожил Лукой и вдруг Роланом оказался. М-да, неисповедимы пути Господни. Ты еще что-то про дар говорил… Нет во мне никакого дара: простой человек, обычный вояка.
Он встал и начал собирать вещи Бата, продолжая вести с ним неспешную беседу:
— Знаешь, а я чувствовал, что ты мне чужой. Сердце подсказывало… А за деньги – спасибо! Знаю, много ты накопил, мне на всю жизнь хватит. Так может и не ходить никуда? Гуруны, небось, про меня уже и не помнят. Продолжу службу в дружине, а когда в старшую перейду, то женюсь и детишек наделаю… Не нужен мне ни дар, ни колдуны. Останусь дома жить. А если, они снова к нам сунутся, то отпор мы сможем дать.
Он сложил вещи Бата и вновь вернулся на лавку. Чернь, насланная ведьмой, не просто убивала, а пожирала. Глаза и нос колдуна провалились, в щеке образовалась дыра, сквозь которую были видны зубы.
— Да-а, прав князь, тебя надо скорее похоронить. Пока есть, что хоронить. До нашего кладбища все равно не довезем.
Ткань, закрывающая вход в палатку, откинулась и показался Федя.
— Ты еще здесь? — шепотом спросил он. — Иди отдохни и поешь.
Лука горестно вздохнул, поправил амулет на груди ненастоящего отца, вышел и осмотрелся. Яркое полуденное солнце слепило глаза. Отдохнувшие дружинники готовились в обратный путь. Погибшие юноши лежали на телеге, закутанные белые простыни. Правда, теперь их насквозь пропитывала кровь.
Лука сел подальше от жаркого костра и принялся есть горячую кашу с мясом. Мысли путались от переживаний и бессонной ночи. Он никого не убил, только руку отрубил, но тяжелое чувство вины и жалости навалилось камнем на сердце.
«Если бы не я, то он убил бы князя. Я спас князя. Это мой долг», — попытался он внушить себе.
— Отца твоего жалко, — сказал Федя и сел рядом. — Кто же нас от ведьм этих защищать будет? Даже не представляю, как тебе тяжело, — он похлопал Луку по плечу. — Ты поплачь, не держи в себе.
Лука, конечно, жалел Бата, но чувство горя и безысходности у него не появилось. Будто умер не его отец, а у соседа. Жалко, но жить можно.
— Ты теперь круглый сирота, — продолжал Федя все тем же упавшим голосом. — У меня хоть братья и сестры есть, когда родители умрут – один не останусь. А у тебя никого. Бедный ты, бедный.
