И тут мама созрела для того, чтобы передать мне свои сакральные знания. Открыв рот и не мигая я слушала о том, что в метро есть карта, станции называются так-то и так-то, пересесть надо вот здесь, а потом… И вот Москва уже не казалась мне настолько неподступной. А еще, оказывается, мама нашла мне подружку! Теперь точно не пропаду.
И вот неделя за неделей потянулась моя московская жизнь. Тетя Марина говорила, что мы с Кади молочные брат с сестрой. Когда я уточняла, что это значит, она смеялась: «Вот ты дотошная! Вы же ровесники, с одной молочной кухни ели».
Кади, кстати, представлял меня всем как свою сестру, и можно было ходить везде не боясь. «А, это сестра Кади? Смотрите, чтобы с ней было все нормально», – слышала я вокруг. Я всегда мечтала о брате, и вот он у меня появился.
Дядя Вали тоже был замечательный – и полная противоположность моему папе. Папа легко вспыхивал, ничего не держал в себе, мог легко раскричаться. Дядя Вали же, наоборот, был сдержанный, спокойный.
Тетя Марина же постоянно мечтала отдать меня замуж и строила планы на этот счет.
– У тебя, к счастью, папа русский, поэтому тебе можно выйти и за русского, – говорила она.
– Даже нужно, теть Марин, – отвечала я. – Дома мне обычно пророчили, что найду хорошего русского парня. Но все равно нет таких, кто мне бы понравился. Вот вам с мужем повезло.
– А ты на дядю Вали не смотри, – смеялась она. – Таких на свете все равно больше нет. А вот такой муж, как твой папа, к примеру…
– Папа кричит, – возражала я.
– Ну и что же? Покричит и перестанет, зато искренний.
Нет уж, спасибо. Не надо мне, чтобы на меня кричали.
Но я чувствовала, что у меня не было по-настоящему своего места. Как все любили повторять: замуж выйдешь, там и будет твое.
Ближе к Новому году тетя Марина объявила:
– Представляешь, Анечка, я дяде Вали сказала, что ты на каникулы домой съездишь, а потом, наверное, не вернешься, переедешь. А он мне: «Куда это она переедет? И как я буду жить и на работу ходить, когда наша Анечка неизвестно где? Надо, чтобы она у нас жила. Чтобы я всегда знал, что с ней все в порядке».
Тетя засмеялась, а у меня потеплело на сердце от того, что дядя Вали изменил свое мнение. Вообще-то мне было у них хорошо, и я искренне их любила, особенно веселую тетю Марину, которая сидела дома и учила меня хозяйничать. На работу ее почему-то не брали, несмотря на все регалии, а она не сильно и стремилась.
Я же была инфантильная, домашняя девочка, которая ничего не умела делать по дому. Но я бесплатно жила у них и хотела отблагодарить хотя бы так. Тетя Марина прямым текстом говорила, что у них всегда жили сельские родственники, которые помогали по дому. То есть это негласный договор между порядочными людьми: живешь, денег за это не платишь, продукты не покупаешь, тогда делай что-нибудь.
У тети Марины болела мама, поэтому она иногда уезжала к ней на месяц или даже два, а я оставалась на хозяйстве. Оказалось, я могу превосходно гладить белье. В доме с тремя мужчинами, да еще и жутко чистоплотными, меняющими одежду ежедневно, это был очень полезный навык – порой мне приходилось гладить по семнадцать рубашек за раз.
Подруги тети Марины смеялись и говорили, что мне теперь никакая свекровь не страшна. Дядя Вали ворчал на жену:
– Ну что у тебя Анечка как Золушка? Небось, свою дочь так не нагружала бы работой.
– Ты ж моя ласточка, ты ж моя девочка, – в ответ на его замечания тетя Марина подходила ко мне и целовала в щеку.
