Россия и современный мир №1 / 2018 - страница 30

В ответ на подобные обвинения Герцен требовал указать, где и когда они с Огаревым «проповедовали убийство» [6]. Действительно, он избегал в своих статьях в «Колоколе» и в «Полярной звезде» утверждений об оправданности насилия в политике. Он признавал, что насилие в революции приводит к смерти, страданию и разрушениям [11, с. 222]. Он также писал, что сам с отвращением относится «к крови» [20, с. 239, 241; 29, с. 191] и что по мере развития цивилизации насильственные меры становятся все менее эффективными [32, с. 180]. Однако может наступить момент, когда революция будет неизбежной и оправданной. Герцен был убежден, что ее ожидаемый итог – политическая свобода и справедливое социальное устройство («земля и воля») – может иметь в некоторых случаях столь высокую цену, что может оправдать значительные издержки. «Страшна и пугачевщина, но, скажем откровенно, если освобождение крестьян не может быть куплено иначе, то и тогда оно не дорого куплено», – писал он [34, с. 84].

Его газета «Колокол» еще осенью 1858 г. поместила два «письма» из России, в которых в той или иной форме содержались намеки на желательность революции в стране. В обоих письмах Герцен обвинялся в излишней мягкости и вере в способность власти к реформам [46; 52; 4]. Издатель не счел нужным отвечать по существу, ограничившись указанием на то, что его прежние «радикальные» взгляды, по сути, остаются без изменений [6]. Обращаясь к консервативным критикам, он писал, что не является автором этих писем и «есть значительная разница между помещением корреспонденции и собственной статьей» [17].

В 1860 г. в «Колоколе» вышло сходное с предыдущими по направлению, но гораздо более радикальное «Письмо из провинции», подписанное «Русский человек». Вопрос о его авторстве вызвал разногласия среди исследователей. М.К. Лемке утверждал, что автором «письма» был Н.Г. Чернышевский [42, с. 167]. Он основывался на ценных, но ныне недоступных источниках – воспоминаниях, а также на устных свидетельствах и личном архиве А.А. Слепцова, организатора первой «Земли и воли», которому якобы Чернышевский читал свою статью перед отправкой в Лондон.

Б.Н. Козьмин убедительно показал, что Чернышевский не мог быть автором «письма» [40]. Другим кандидатом на авторство был Н.А. Добролюбов, в его пользу говорят характерные политические идеи и общий настрой статьи. Можно согласиться и с Е.Н. Дрыжаковой, что наиболее вероятным автором является близкий по взглядам к Добролюбову Н.А. Серно-Соловьевич, «очень интересный гость из Петербурга» [25, с. 22], посетивший Герцена в Лондоне незадолго до публикации «письма» [39, с. 124]. Вне зависимости от того, кто написал «письмо», можно утверждать, что в нем нашли выражение взгляды представителей круга радикально настроенной столичной молодежи.

«Русский человек» в своем послании к редактору рассуждает о готовящейся отмене крепостного права и в очередной раз критикует веру Герцена в Александра II и его правительство. В России, пишет он, набирает силу тяжелый и затяжной конфликт между крестьянством и другими сословиями. Этот конфликт может быть разрешен только силовыми методами. По мнению «Русского человека», другого выхода нет, так как крепостные, испытывающие тяжкий гнет со стороны помещиков, находятся в отчаянном положении, а образованная публика не в состоянии помочь простому народу, так как слишком свысока к нему относится и не осознает его проблем. Царская власть, которая должна проводить реформы, не желает и не способна осуществить преобразования в интересах народа. Насильственный переворот представлялся автору наиболее целесообразным, так как он может обеспечить прочные основания для будущего порядка, а любые права, предоставленные императором, не гарантированы, ибо «то, что дается, то легко и отнимается». Напротив, права, завоеванные в ходе революции, могут служить прочной основой нового политического и социального порядка [51, с. 533]. В настоящее время, пишет «Русский человек», крестьяне от отчаянья готовы «взяться за топоры» [51, с. 535], и он приветствует эту решимость: «Нет, наше положение ужасно, невыносимо, и только топор может нас избавить, и ничто, кроме топора, не поможет! (…) Вы все сделали, что могли, чтобы содействовать мирному решению дела, перемените же тон, и пусть ваш Колокол благовестит не к молебну, а звонит набат! К топору зовите Русь!» [там же].