Ростки под гнётом - страница 36
Оказавшись в восточном углу зала, Помещица осмотрела гобелен, скрывающий за собой черную железную дверь. На ткани застыла в полете огненная жар-птица. Большие крылья ее, вышитые самоцветами, переливались, отражая свет луны. Приподняв шпалеру, Елена проговорила шепотом заклинание, отчего высеченное на двери наречие засветилось, заискрилось, и послышался щелчок, словно бы в замочной скважине повернули ключ. Дверь медленно отворилась, открывая Княгине темный длинный коридор. Лёгкой поступью она спустилась по каменной лестнице вниз, минуя одну арку за другой, углубляясь в подземелья. Серебристый свет луны не освещал тёмных катакомб, делали это лишь пляшущие огни факелов. Зоркий взгляд её скользил вдоль стен, словно она могла увидеть сквозь них то, что творилось по другую сторону каменной кладки. Время близилось к полуночи.
Княгиня прошла в самое сердце подземелий, минуя многочисленные повороты и туннели, и оказалась один на один с каменной статуей, возвышающейся над нею почти вдвое. Женская недвижимая фигура была облачена в богатые меха и одежды, так же высеченные из мрамора. На холодной и застывшей навсегда шее – каменное ожерелье. Глаза, точь-в-точь такие же, как Княгиня помнила их при жизни Рейны, смотрели куда-то вверх. Твёрдые, но тонкие пальцы, такие же как у Елены, держали в руках каменный цветок лилии.
Княгиня Рейна славилась своей красотой во всем Государстве. К ней приезжали свататься не только из других семей помещиков, но и из других стран, за пределами Карастова моря, проезжая через восточные земли Меридиана и сам Капитолий. Однако, Рейна всегда искренне была преданна Западу. Здесь же ее жизнь и закончилась. Во многом судьбы матери и дочери оказались схожи. Елена была так же уверена, что на Западе закончится и её путь. Иного конца Княгиня для себя никогда не видела.
– Я помню, матушка, – молвила дева, раскрыв небольшой сверток пергамента. В горле предательски заболел огромный ком, от которого она не могла избавиться.
Светловолосая жадным вгрызающимся взглядом водила по точеному каменному изваянию своей матушки. Каждый прожитый день, что дарили ей Отец и Матерь, она мысленно ухватывалась за невидимого призрака, с каждым разом становившегося все прозрачней, уходящего все дальше и дальше от нее. Лишь редкие свидания со статуей, сделанной искусными западными ремесленниками по оставшимся портретам княгини, оживляли на мгновение исчезающего фантома, прежде чем Елена вновь попытается его настигнуть.
«Никому не доверяй» – гласили тонко выведенные буквы на клочке пергамента. Елена хранила его и носила всегда с собой с тех пор, как обнаружила его прикрепленным к изголовью своей кровати вместе с рубиновым перстнем. Последнее послание княгини Рейны своей прямой наследнице. Последняя воля помещицы запада, прежде чем сгинуть навсегда.
– Ходит молва, что это какое-то проклятье, – произнес низкий мужской голос из-за спины светловолосой. Елена замерла, но не обернулась. Её пальцы продолжали сжимать клочок пергамента, а губы тронула лёгкая, почти незаметная усмешка.
– Ни один мужчина из числа придворных Шепчущих так и не заполучил руки Помещицы. Хотя судьбы их неразрывно связаны.
Он подошёл к ней со спины безо всякого страха, преминув в который раз – Гермес уже сбился со счета – придворным сводом правил. Елена не взглянула в его сторону, лишь украдкой приподняла уголки губ вверх. Она чувствовала его взгляд на своей спине, изучающий очертания фигуры. Он точно склонил свою среброволосую голову набок. Голубые глаза его отражали лишь свет факелов. Его шаги были едва слышны, но она знала их слишком хорошо, чтобы спутать. Елена чувствовала его присутствие, как чувствуют приближение грозы – напряжённо, но с тайным трепетом. Чувства для Шепчущих были под запретом, тем более их проявление. Мужчина позволял себе эту роскошь только тогда, когда оставался с нею наедине.