– Войдите!
Щеголеватый адъютант подал на подпись коменданту рапорт, заготовленный для отправки в Смоленск:
«Вашему превосходительству известно, что я разослал партии для собрания съестных припасов. Многие из них были взяты вооруженными поселянами и не вернулись…»
Пробегая рапорт, майор увидел в руках у адъютанта свежую почту. Что еще хотят от него в Смоленске?
Полученный приказ гласил.
«Немедленно доставить в Смоленск» хлеба… овса… сена… соломы… быков…»
Аккуратно выставленные столбики цифр запрыгали перед глазами коменданта, щеки его побагровели и затряслись. Не говорил ли он, что генерала Виллебланша нужно посадить не в смоленское интендантство, а в сумасшедший дом!
– Пишите! – Усадив адъютанта за свой стол, майор стал диктовать новый рапорт, бегая по комнате и захлебываясь в проклятьях. – Пишите:
«Для извлечения всех средств и запасов из неприятельской области, в которой жители вооружены против нас, надо иметь достаточное число войск. Я не имею этих сил, о чем докладывал господину смоленскому генерал-губернатору. Между тем число и отвага вооруженных поселян, повидимому, увеличиваются. Необходимо примерно наказать жителей за их наглость и тотчас взять все меры к устрашению завоеванного народа…»
Собственно говоря, комендант Ельни давно не верил в свои рапорты. Войска непрерывно проходили на Москву, но в Ельню не слали подкреплений для гарнизона.
– Ничего срочного? – спросил он, подписывая рапорт. – Доброй ночи, мой лейтенант!
Если бы хоть теперь перед сном нашелся один маленький стаканчик! Но даже русская водка, и та давно кончилась. Нет, в этой варварской стране никто не хочет угадывать желаний победителя! Да и завоеванный народ… где он, этот завоеванный народ?..
…Новоспасские колокола прозвонили тихим перебором среди ясного дня.
Пятеро солдат из армии Бонапарта шли, озираясь, обочиной дороги. Когда они миновали первый секрет, в котором сидел Егор Векшин с мужиками, кавалер долго смотрел им вслед из-за кустарника.
– Ну, эти, видать, за Палиёна отвоевались. Эти мародерствуют сами за себя.
Однако тем, которые забежали в Новоспасское, голодать не пришлось. Тех досыта угостили и на пуховые постели навек уложили…
Медленно занимается лесной пожар. Невидимый, идет под землей огонь, таясь, набирает силы. Опалит там-сям сушняки да ржавые мхи и – под землю: прибавь силушки, мать-земля! И опять гудит под моховищами да в буреломах. В смертном предчувствии клонятся долу лесные травы и томится, свиваясь, древесный лист.
И взметнется вдруг к небу огненный столб, разольется во все стороны морем-океаном. Не зря медлил лесной пожар: силу копил. Не зря копили силу смоленские леса. Выходили оттуда мужики к завалам, сидели в засадах дни и ночи. Шли мимо большие войска – тех пока пропускали. Шли малые команды – тем кончали путь. Ни вперед им не спешить, ни назад не возвращаться.
Стали и новоспасские ходить в дальние засады. Со шмаковскими ходили к Дорогобужскому тракту. Конюх Савватий собрал партию под Волочок итти. Вернулись и оттуда не с пустыми руками: ружей и ружейного припасу отбили. Только не все пришли назад. Из дорогобужского похода Семен Петров не вернулся. Под Волочком Петра Фомкина порубили. Не гонять больше стада и Гераське-подпаску…
– Помяни их, господи, во царствии твоем, а мы, новоспасские, помним!
– Пой, поп, панихиду!
Надел отец Иван черную ризу, отпел вечную память па поле брани убиенным, помянул всех за родину вставших, и своих, и тех, кто из дальних приходов: имена их ты, господи, веси…
