Рождение света. Том первый - страница 11



Когда я прошёл к Сэгив, гиганты в сей же миг замерли – одни огоньки в глазницах шевелились вслед моему пути, и более никаких движений. Хмыкнув в ответ на их безмолвное послушание – ещё бы они посмели тронуть Йорев Гиенум, – я миновал центральные ворота, над которыми всех пришедших гневливым взором встречала голова мантикоры, вырезанная из обсидиана, а затем, пройдя через величественный холл, направился по коридору мимо высоких колонн с капителями, где красовались вырезанные морды вопящих гарпий, освещаемые тусклым кровавым светом мигающих на сквозняке факелов.

И с каких пор некогда благородный и привлекающий своим строгим строением Сэгив стал походить на символ порабощения и превосходства?

Как только я остановился у тронного зала и потянулся к одному из двух золотых колец-ручек, двери сами стали отворяться передо мной. Взору моему открылся знакомый просторный холл с высокими окнами, только теперь они заменились витражами – по семь с каждой стороны. Они изображали сцены страданий грешников, утопающих в собственной крови, со слезами на глазах или вскинутыми в мольбе о прощении руками. Сколь находчиво! Теперь сквозь тонкое стекло не струился свет вечно красно-фиолетового небосвода. Стояла полутьма, свет исходил лишь от нескольких зажжённых синим пламенем огоньков, парящих прямо в воздухе, словно сопровождая узким коридором сквозь мрак к пьедесталу с троном, где должен был восседать отец… Но там его не оказалось – у бокового же прохода зажёгся одинокий факел, указывая, что Едэлем сейчас находился в рабочем кабинете, куда я и направился.

Он, как и прежде, был в разы меньше зала, отныне храня в себе установленные вдоль стен стеллажи, заваленные книгами и манускриптами. Единственное, что оставалось неизменным, – в дальнем углу пылал камин с тем же синим пламенем, а в кресле за внушительным столом восседал родитель.

– Давно не виделись, Эйлель.

Раскатистый голос пронизывал и обдавал холодом; алые зеницы устало оглядели меня, отчего энергия отца мгновенно отдалась в груди, давя всей силой. У него всегда получалось искусно скрывать её оттенок… Единственное – после на языке всегда ощущалось жжение.

Безмолвно отвесив низкий поклон в знак приветствия, я вскоре получил приглашение сесть в одно из кресел у камина. Так, чтобы быть у него как на ладони.

– Маасухим. Чем обязан? – спросил я, намекая, чтобы он сразу переходил к сути.

– Основа мудрого правления есть терпение, – начал отец, закуривая свёрнутые в трубочку листья табака.

Ох, опять эти глупые церемонии и философские наставления…

– Не думаю, что я располагаю временем, – недовольно изрёк я, не отрывая взгляда от родителя. – На Земле сейчас премного интересней.

Взгляд Едэлем стал жёстче и серьезней; я почувствовал его влияние на себе ещё сильней. Голову пронзила боль – он точно копошился в ней, считывая мысли и энергию, будто я не прожил больше менур, а только что явился в Имморталис.

– Я поэтому и вызвал, ибо твои никем не контролируемые вылазки на Землю пора немедля прекратить, – ровно промолвил он, выдыхая клубы голубоватого дыма.

– И в чём причина такого решения? До сего момента ты и словом не обмолвился об этом…

– Не заставляй меня думать, что я впустую назначил тебя Ниссах, раз ты полагаешь, что можешь в любой момент всё бросить, – прервал он. – Немыслимая роскошь для Йорев.

Занавес. Неужели отец вызвал меня ради того, чтобы напомнить о моём «значимом» статусе? Да плевать я хотел на этот чин! Едэлем ждал, что я так же, как и он, буду восседать в тёмных покоях, решать проблемы подданных и следить за тем, как стенают грешники, утопающие в собственных мучениях? Может, кому и интересна такая «служба», но только не мне. Я желал творить бесчинства на Земле, склоняя смертных совершать ошибки, а не наказывать за них.