Рождение света. Том первый - страница 25

– Знаешь, я жалею о том, что они так и не приняли тебя. Ты очень необычная девушка. Наверное, слишком необычная для таких оболтусов, – произносит парень, и я неожиданно для себя слышу оттенок грусти в его тихом певучем голосе.

– Жалость – самое худшее из всего, что можно предложить женщине[16], – вспоминаю я небезызвестную фразу одной австрийской писательницы. – Я ни о чём не жалею. Всему своё время, Эштон.

– Ты права, – кивает он. – Эти ребята, конечно, внесли свою лепту. Уверен, что всю учёбу они грызли себе ногти, пытаясь придумать, как обойти тебя.

Получается, что они всё-таки завидовали мне… Но почему? Никогда не понимала людей, которые вместо того, чтобы добиваться успехов своими силами, начинают думать о том, как с ними жизнь обошлась несправедливо, и видеть в окружающих причину своей несостоятельности. Проблема ведь заключается только в них… Или я ошибаюсь?

– Прости, Эштон, но я не хочу сейчас обсуждать это.

И правда, к чему сейчас ворошить прошлое, которое я не в силах изменить?

– Вот поэтому я и говорю, что ты необыкновенная, Роуз, – ещё больше прижимая меня к себе, произносит он, приближаясь губами к моей шее.

В голове сразу возникает мысль, что он хочет поцеловать её, из-за чего мне на какой-то миг даже становится трудно дышать, а мурашки бешено пробегаются по спине, не давая сосредоточиться. Но вместо этого Эштон замирает в дюйме от моей кожи, опаляя её необычайно ледяным дыханием.

– Я не Казанова, не люблю торопить события, – шепчет он, после чего оставляет невинный поцелуй на моей щеке.

Музыка заканчивается, но Эштон не ведёт меня обратно в «прайд», а подходит к бару, нежно сжимая мою ладонь.

– Что будешь пить?

– Пожалуй, я не откажусь от вина на этот раз. Мне бокал красного полусладкого, если можно, – произношу, видя одобрение в его глазах.

Он наклоняется ближе к стойке, о чём-то переговариваясь с молодым барменом, а через несколько секунд у него в одной руке уже находится бокал с вином, а в другой – стопка с водкой. Приняв алкоголь, я краснею от смущения: встреча выпускников бакалавриата превращается в какое-то свидание.

– За тебя, Роуз!

И только я собираюсь ответить, как вдруг к нему, прорвавшись сквозь охмелевшую толпу, подходит управляющий и, не обращая на меня внимания, что-то судорожно начинает говорить, но из-за громкой музыки мне не слышно предмета разговора.

Выслушав его, Эштон делает расстроенное выражение лица и обращается ко мне:

– Прости, вынужден оставить тебя ненадолго.

– Да, конечно, я подожду тебя здесь.

Он, поджав губы, взглядом указывает на управляющего, закатывая глаза, а после уходит вместе с ним к подсобным помещениям.

Прослушав три песни и допив вино, я начинаю искать среди танцующих и пьющих Эштона, но его нигде не видно. Пока он не вернулся, решаю сходить в уборную, чтобы привести себя в порядок.

Поставив бокал на стойку бара, начинаю протискиваться через толпу желающих заказать ещё, как вдруг замечаю рядом Рэйчел. Крепко сжимая что-то в руке, она сдавливает неразличимый мне предмет – столь яростно, что побелели костяшки пальцев. Не желая вступать с ней в разговор, я пытаюсь незаметно обойти её, но уже поздно: она успевает заметить меня и, сдвинув от необъяснимой злости брови, преграждает путь.

– Я думала, – шипит змеёй Рэйчел, – что после провала в конкурсе ты перестанешь наступать мне на горло, но…

Она неожиданно хватает меня за руку, впиваясь ногтями в кожу; я пытаюсь вырваться, оборачиваясь на толпящихся вокруг людей, но никто не замечает, что происходит. И отстраниться от неё не получается.