Как же мне хотелось прервать её стенания и согласиться с наказанием, что она так ждала услышать… Должно быть, девушка принадлежала к тем людям, что испытывают страх за каждый свой неверный шаг… Высшей степенью проявления гнева является хлопок дверью? Вот изнеженная невежа, верно жившая до этого в воссозданном её отцом Эдеме! Надо бы слегка раскрыть перед ней истину, что большинство блюстителей Церкви столь яростно скрывают от обычных прихожан.
– Гнев не всегда является греховным. Ибо если вспомнить заветы, то существует гнев, одобряемый Святой Библией, где часто указывается как гнев праведный. Твой гнев святой, и на него ни один священнослужитель не наложит епитимии[9].
Как я и ожидал, девушка погрязла в смятении, растягивая долгую пронзительную паузу.
– Мне с трудом верится в ваши слова, святой отец, – вынесла она весьма ясную мысль. – Вы пытаетесь внушить мне, что я пришла исповедоваться зазря…
– Ничто не происходит просто так… Уверуй, дочь моя, я посвятил десятки лет изучению слова Господня, и там нет ни намёка, ни строчки, ни единого слова про то, как откликаться на брак по принуждению или без любви.
Два маленьких бриллианта скатились из покрасневших глаз по пылающим щекам и медленно, ускользая вниз, скрылись в корсете платья. Девушка вновь подняла голову, пытаясь рассмотреть моё лицо; во взгляде бушевало ярое сомнение, чьё крошечное зерно было посеяно моими изречениями. Поразительно, что она почти не поддавалась моему дьявольскому очарованию…
Интерес мой всё более разгорался, и я осмелился пойти дальше, произнося следующие слова нарочито медленно и пристально вглядываясь в синеву широко распахнутых очей:
– Скажи сердцу своему: я сама себе творец! Не поддавайся ничьей воле, останови на пути тех, кто желает поработить тебя. Пусть все, кто замыслил разделаться с тобой, да будут отброшены в смятение и падут в бесчестие. Да сгорят таковые, рассыпаясь прахом перед ногами твоими, и да не будет дано им возрадоваться собственной незавидной участи!
Девушка замерла, перестав плакать, милые брови сдвинулись к носу, да и сама она склонилась так близко, что я тут же почувствовал её дыхание… Мягкий запах кожи вперемешку с утончённым нежным ароматом, напомнившим дикую фрагарию, мгновенно вскружил мне голову. Поистине притягательное амбре, словно передо мной находился не человек, а существо, равное мне по происхождению…
В одночасье ужас накрыл идеальные черты лица, и, резко отпрянув к дальней стене, она прижала руки к высоко вздымающейся груди, раскрыв рот в молчаливом крике. В отражении её глаз я лицезрел самого себя, потерявшего самообладание, явившего смертной образ, внушающий животный страх.
Эта непростительная оплошность вынудила меня прекратить маскарад: щёлкнув пальцами, я вернулся в тень, не в силах лишать себя грандиозной кульминации первого акта начавшейся игры.
Я желал взглянуть, что же милая синьорина будет делать дальше…
Поспешно открыв дверцу, она тотчас выбежала прочь из исповедальни, обливаясь горькими слезами, мотая головой из стороны в сторону, ища спасения из оков панической лихорадки. На немой зов из служебной комнатки пришёл её спаситель – старый немощный священник, которого она спутала со мной вначале, ибо, завидев его затуманенными очами, она бросилась к нему в объятия.
– Дочь моя, что с вами? – произнёс сутулый проповедник, снисходительно обнимая девушку.
