А в Новой Слободке было жарко. Огонь охватил уже несколько домов. Он веселился на крышах, потом вдруг исчезал, казалось, безвозвратно, но вновь возвращался, удивляя своей силой и мощью. Чёрный дым поднимался в небо так высоко, закрывая его над всей округой, что казалось того и гляди в небе этом появятся ночные звёзды.
– Эх, упустили, ветер разгулялся, слышь, Алексей Иваныч, – подскочил к Мартынову Ширш. – Не сладим мы с ним скоро.
– Сладим, Ширш, обязательно сладим! – прикрикнул на него Мартынов. – Дорофеич! Дорофеич, мать твою, где вода, я спрашиваю?
Дорофеич, долговязый и щупловатый на вид, совсем ещё молодой боец дёргал рукоять помпы, но толку не было.
– Кажись, насос отказал, говорил я раньше про то его высокоблагородию, что менять… – начал было Дорофеич.
– Помолчи пока! Думай, как быть – без воды никак! – Мартынов оглядел весь пожар. – Эй, братцы, на крышу давай – обрушить слева надобно, достать его оттуда, чтоб не лез дальше!
И сам первым полез по деревянной лестнице-палке прямо в пасть пожару. Чёрный брезентовый плащ его слился с дымом, и помощник брандмейстера исчез в этом дыму. Вокруг стало ещё жарче, будто где-то внутри пожар вскипел, выплёскивая наружу свои чёрно-красные клубы. Пот, стекая солёными ручьями, заливал пожарным глаза, пробирался за воротники, как – будто в истопленную баню они зашли, не раздевшись. Ещё несколько топорников полезли на крышу, пытаясь разрушить деревянные балки и доски, по которым огонь пробирался к соседнему дому. В их руках засверкали ломы и багры, словно они выковыривали самих чертей из ада…
Нашли Мартынова через четверть часа. Под рухнувшей сгоревшей балкой он лежал, уткнувшись лицом в пепелище. Когда товарищи добрались до него, он был ещё жив. Балка перебила Мартынову спину, от удара разорвало внутренности, и изо рта его сочилась чёрная, как дёготь кровь. Все понимали, что минуты помощника сочтены. Заботливо поднятый пожарными командир, не в силах даже шевельнуться, молча смотрел в последний раз, как товарищи добивают пожар. Те, почти закончив дело, сходились к месту, где лежал Мартынов.
– Как же это, Алексей Иваныч, – шептал возле него Дорофеич. – Я ж помпу починил, как же так.
Взглядом подозвал Алексей к себе Ширша.
– Колю, Колю увидеть надо мне, – еле слышно шептал командир. – Прикажи послать за ним – времени более нет…
Вестовой промчался галопом по Гостинодворской к дому Мартыновых. Николай заметил его издали и, почуяв неладное, пошёл сначала большими шагами, а потом побежал навстречу.
– Садись ко мне, Коля, скорее садись, – поднял на дыбы коня вестовой. Николай легко вскочил на лошадь, и они помчались туда, где ждала их беда.
Оказавшись на месте, Николай спрыгнул почти на ходу и, расталкивая бойцов, обступивших плотным кольцом своего командира, наклонился к отцу. Крепко взял его за холодеющую руку. Алексей глядел на сына, и в этом взгляде была и смертная тоска по жизни, и любовь к сыну и жене, и спокойствие мужественного человека. Здесь, посреди догорающего пожара, догорала жизнь пожарного Алексея Мартынова, которую отдал он отечеству всю без остатка.
– Хорошо, что не дома, – прошептал вдруг отец. – Пожарный в бою погибать должен, и тогда душа его на небо вознесётся непременно. Коля, обещай мне, что дело продолжишь. И вот ещё, у Ширша спроси…
Рука отца обмякла, и он затих, широко раскрыв глаза, в которых отразились и застыли огненные сполохи, будто и впрямь душа его поднималась в небо с огнём и дымом…
