– Что ж вы стоите, рабы божии?! Ступайте, и принесите нам боле ценностей разных, дабы благоволити Бога нашего и духа Его, за то яко посмел на нас обратити взор Свой великий!
И поиде толпа посля слов сих на смерть лютую, во радиоактивныя руины грешныя, дабы умрети тамо участью незавидной, от удушья газами, али съедаемы радиацией незримой. Падоша главы некия к земле, и вострепетала толпа, не ведуще что творити. И разгорячися протоиерей, видя, яко страх скова их.
– Бессовестнии! Бог даде нам проклятие ношу сию нести, а вы смеете остановиться на полпути?! Грешники, всех под расстрел, иже удумает стояти али назад воротитися с руками пустыми!
И воздвигоша послушники орудия огнестрельныя, да стреляти по толпе дрожащей начаша, понудив тех бежати во глубину руин срамных, дабы сохранити жизнь. Средь них и Плешивец бысть, иже через трупы скакаше, да хвост поджимаше, бояся пулю шальную в гузно словити. И забежа в руины мрачныя, сокрывся за стеною кирпичной. Обаче не замети, яко мытарь за ним все время бежа, иже настиг его, яко за стену воротися. И нача тот представлятися Плешивцу, да имя его выведывати, дабы познатися с ним, и сотворити двоицу, ибо вдвоем выживати сподручнее.
– Оу! Тебе Плешивцем имя наречено, яли? Зри, что ми дароваша!
Возопи в той часъ неведомый муж, и показа Плешивцу цедило для личины противогазной, отчего оный воззре на неведомца со вниманием новым, но словесе не изрече.
– Мене Олухом кличутъ! Послуси, а даждь обычай дружества меж нами, а? Купно бо нам справитися со всем зело легко буде!
Плешивецъ боязливо воззре на Олуха, а посем со интересом воззре на цедило в деснице его. Простер к нему руку свою, но внезапу остановися, не желая нужду в нем явити. Познав, яко пред ним холоп сугубо безвредный, Плешивец воспомяну мнения своя бредовыя, идеже мнил себе не послушником, а самым протоиереем, и сотвори вид, будто предъ ним стоит отребье полное, а он сам – благородие в третием колене. Попытася совлещи с очей своих взглядъ жертвенный, после чего восстав во весь свой рост, воззре на Олуха свысока, и рече ему гласом вельможным:
– Олух, речеши, ну-ну, – отведал Плешивец имя его на вкус, а посем продолжил, – Что ж, аз не прекословлю, но ты должен еси отдати ми цедило сие, понеже без него личина моя противогазная без пользы будет, мы просто не возможем войти во пределы заводские. Но не скорби, яко токмо обрящу иную личину, аз той часъ вернуся, и мы купно отправимся на копание в развалинах оных. Что речеши?
Плешивец подивися тому, с коей четкостью и гласом он се изрече, будто речь сию готовил от самаго рождения, и воззре на деяния холопа. Сам же холоп возрадовася, он уверовал в реченное ему и возрадовася, но все же в нем закралися сумления некия. Он воззре Плешивцу во очи, а посем вопроси:
– Истинно? А ты мя не обольстиши?
На что Плешивец сперва сметеся, яко бояшеся зрети во очи кому-либо долее мига единого, но четко вбив себе во главу, яко предъ ним стоит таковой же дурак, яко и он сам, он все же сумел устремити свой взгляд на глупые очи Олуха. Взгляд Плешивца был ложно серьезен, но вскоре сменился спокойствием. Плешивец разсмеяся и похлопал Олуха по плечу, рек ему:
– Что ты! Мы вайаторы, друг другу не льстим! Тебе вообще первое время даже ничтоже творити не придется! Сможеши праздным быти время некое! Но посем, аз ожидаю от тебе полнаго отдания в труде нашем!
