У входа в здание их остановил распорядитель, рядом с которым стояли два красногвардейца с винтовками.
– Вы танцевать, товарищи?
– Так точно, – Рудольф кивнул. – Командир 23-го авиаотряда Калнин. А это летчик 23-го авиаотряда Ефимов.
На них посмотрели с уважением, но пропускать не спешили.
– Проход на бал только со штиблетами, товарищи летчики.
Рудольф молча показал на саквояж. Тогда их пустили внутрь, они поднялись по слабо освещенной лестнице со стертыми мраморными ступенями на второй этаж, и здесь распорядительница, строгая дама с сильной сединой в волосах, в закрытом темном платье с высоким воротником, критически окинув их взглядом, указала на комнату, где можно было переодеться.
– У нас ничего не пропадает, господа, но свои револьверы держите, пожалуйста, при себе и не теряйте, – она произнесла «револьверы» с ударением на букву «о», и Рудольф слегка улыбнулся. Дама взглянула на него холодно и продолжила ледяным тоном: – Наши воспитанницы содержатся в строгих правилах. А потому никаких спиртных напитков и прочих вольностей в этих стенах не допускается.
– Мы пришли танцевать, мадам, – Рудольф произнес это по-французски и поклонился по парижской моде, чем вызвал удивленный взгляд дамы. Впрочем, она быстро совладала с собой и продолжила по-французски:
– Тогда проходите в эту комнату и приведите себя в порядок. Бал начнется через пятнадцать минут…
– Это ты в Париже наловчился? – Леонид, стащив гимнастерку, посмотрел на Рудольфа.
– Ну да, – Рудольф усмехнулся. – Надеюсь, навыки за два с половиной года не растерял…
Переодевшись, он достал заветный футляр – французские принадлежности для ухода за усами. Аккуратно расчесал волосы и усы. Футляр пережил за эти годы многое, даже нападение в Алексеевке: он был плоским, так что легко помещался в полевую сумку. Или в глубокий карман. Наконец, они привели себя в порядок и по начищенному до блеска поскрипывающему паркету прошли в конец коридора. Здесь стоял полумрак. Дверь в актовый зал была немного приоткрыта, и на порог ложилась узкая полоска света. Сердце забилось сильнее. Рудольф ощутил прилив радости, ему хотелось поскорее увидеть ту девушку. Он решительно шагнул вперед и открыл дверь.
Зал был освещен скупо: несколько керосиновых ламп по углам, несколько толстых свечей в тяжелых бронзовых подсвечниках. В дальнем углу стоял большой рояль, строго блестевший темным лаком, а рядом с ним на тумбе – граммофон с огромным раструбом. Вероятно, сначала будут вальсы, а потом – что-то более современное, решил Рудольф. Он знал, что танго в России было под запретом, особенно в гимназиях. Однако времена изменились – может быть, удастся блеснуть парижским шиком?
Он сразу не увидел ее, да и она не распознала его среди других гостей. Девушек было около двадцати, они, в красивых платьях и туфельках, краснея и перешептываясь, поглядывали на десяток мужчин в костюмах и отблескивавших в свете ламп штиблетах. Несколько военных – это легко читалось по их позам, несколько молодых заводских инженеров и еще пара молодых людей неопределенного звания – вот и вся компания танцоров.
Наконец, распорядительница бала прошла к роялю, села за него и громко объявила:
– Вальс!
Рудольф, стараясь сдерживать нетерпение, пошел к группе девушек. И вдруг увидел ту самую – хотя сейчас она выглядела немного старше в красивом белом платье, с аккуратной прической и сверкавшими в ушах и на груди украшениями. Слегка покраснев, она с улыбкой ответила на приглашение Рудольфа, и они закружились в танце. Он вальсировал сначала сосредоточенно, но очень быстро понял, что девушка двигается легко, и расслабился. Музыка закружила их.
