– Ну, ты извини, Устиныч… – угроза насчет передовой всерьез его напугала. Да и кого бы не напугала? Лешку самого трясет. – Я с ним дома тоже побеседую. Молодой он, глупый.
– Побеседуй, побеседуй, – хмуро разрешил председатель, шелестя бумагами. – Только без рукоприкладства. Он мне нужен живой и здоровый.
Не сказал, что армией пугал просто. Значит, не пугал. Хотя справедливо. Кто проиграл соревнование, тот и отправляет «добровольца». И кому, как не Лехе, стать этим самым «добровольцем», если он уже схлопотал выговор за неположенные разговоры. Один-единственный раз хлебнул водяры и брякнул: кому, мол, нужна эта война? Чем им досадили эти эльфы? Вот лично ему, Лехе, они ни капельки не мешают. А утром в дверь милиция постучала. Утюжили его тогда трое суток. Ногами и инструментами всякими. Только чего ему сделается? Зажило точно на собачке, даже шрамов не осталось. А в стране закон: за три дня не сознался – отделался выговором. Ну, а с двумя выговорами сразу на передовую. Лешка после этого с водкой завязал. Пиво или там вино по праздникам позволял себе, но и то немного. А более крепкое и вовсе не брал. Теперь вот и с девчонками из соседних колхозов придется завязывать. По крайней мере до окончания страды.
Вообще, Устиныч кругом прав. Их колхоз, «Волчья пасть», ни разу не проигрывал. Только не потому, что они тут трудолюбивые сплошь. Но в их регионе пять колхозов: «Серый брат», где живут волки-оборотни, «Тихий омут» с болотниками8, «Пещера сокровищ» с гоблинами и «Птица рассвета» с такими же ругару9, как в «Волчьей пасти», но при изменении получающих голову белого петуха. И с кем, скажите, соревноваться? Равны им по силе только ругару и волки-оборотни. Но, когда время поджимает, только в «Волчьей пасти» могут воспользоваться преимуществами своей природы. Лешка, и без того не маленького роста, вырастал сразу под два с половиной метра, а уж силищи в этой горе мышц вообще немерено. В таком состоянии десять машин загрузишь и глазом не моргнешь. Но восстанавливаться потом долго. После такого рывка, у них неделю все болели, а некоторые в реабилитационный центр попадали. Оборотни после изменения не болели, но и помочь им это ничем не могло. Вы представляете волка с лопатой или за рулем? Вот то-то и оно. Хотя измененного ругару за рулем тоже не найдешь. Он элементарно там не помещается – кабинка слишком маленькая.
В общем, «добровольцы» на фронт уходили по очереди из четырех соседних колхозов, а «Волчья пасть» ждала всеобщего призыва, который на каждый колхоз выпадал раз в десять лет. Тогда забирали и парней, и девушек от 20 до 25 лет. Всех без разбора. У них два года назад так всех забрали и через восемь лет опять придут. Так что их семью эта доля минует. Война, она, конечно, дело такое… Отстоять рубежи и прочая байда… Только вот если попадешь на фронт, то минимум на десять лет – лишь через этот срок можно уволиться в запас. Но за десять лет так крышу сносит, что никто почти и не возвращается. Одни погибают, другие в домах инвалидов оседают, а третьи не могут жить без войны. Так и сражаются до конца жизни.
Он уныло брел по деревенской улице. В густых сумерках крепкие просторные дома щеголяли побелкой. Низенький заборчик – только для того, чтобы символически отделить территорию, – нисколько не скрывал дворы. Повсюду чистота и порядок. Окна светятся желтым, хвастаясь яркими занавесками. Красота. На фронте такого не бывает. Лешку нагнал отец. Тяжелая рука легла на плечо, притянула к себе.
