– Потому что там, на дороге, милицейский кордон. Они тебя не пропустят, – она не торопилась, будто не решалась вновь остаться в одиночестве.
– Да? – изумился Леша. – Ну, кордон заметила – ладно. У эльфов зрение острей. И чутье тоже. А то, что мы не сможем прорваться, это ты нагадала?
– Ты сможешь прорваться? – поинтересовалась тихо-тихо, неверяще.
– Смогу. Потому что знаю, как это делается. Едем?
– Леша, – Лаэртель дотронулась до его предплечья, и у него чуть башку не снесло от этого прикосновения. Он даже не знал, чего хотел больше: зацеловать до беспамятства, чтобы забыла, кто он, а кто она, и стала его женщиной; или рухнуть на колени и ползти за ней на край света, разрывая каждого, кто хотя бы взглянет на девчушку неодобрительно. Чудовищным усилием воли он подавил оба желания, только расширил глаза, подрагивая всем телом от сдерживаемых чувств. А она держала узкую, необычно холодную для жаркого дня ладонь на предплечье и увещевала: – Ты понимаешь, что обратного пути не будет? Ты не сможешь вернуться в свой колхоз. Ты станешь изгоем.
– Ясен пень, – губы тронула злая усмешка и, не спрашивая ее мнения, он завел грузовик и поехал дальше, молясь, чтобы она не убирала руку. Но она убрала. Тогда он сообщил на всякий случай. А то испугается малышка, что он ее ментам хочет сдать. – Я буду ехать как обычно, будто по делам в город поехал или в соседний колхоз. Километров шестьдесят в час, – зачем-то уточнил он. – Когда рядом будет кордон, они ничего не заподозрят, но проверять всё равно будут. Будут «волшебными» палочками трясти. Я еще сбавлю скорость, примерно до сорока километров. Они совсем успокоятся. И вот тогда дам по газам. Грузовичок – зверь. Заградительные препятствия сметет не фиг делать. Ментов тоже жалеть не буду. Отскочат – их счастье. Потом они сообразят, будут стрелять. Но если колесо прострелят – это ничего. Километров десять протянем, пока они нормальную погоню организуют…
– Я могу вывести из строя их технику, – робко предложила эльфийка. – Мне только оружие огнестрельное неподвластно.
– Если выведешь – еще лучше! Значит, вовсе погони не будет. Сумеем оторваться…
Теперь и он видел, что дорога перегорожена. Правда, не так уж непроходимо. Шлагбаум, милицейский воронок. Если его ударить по носу, он отлетит в сторону, никакого ущерба не причинит. Леша машинально перевел машину на соседнюю полосу. Мент в темно-зеленой форме выставил перед собой черную в редкую красную полоску палочку (у военных форма тоже зеленая, но пятнистая, а палочка точь-в-точь такая же). Леша, как и обещал, поехал медленнее. Сообразил, что не сказал девочке, чтобы пригнулась или села на пол. Ни к чему ей светиться. К тому же они и раньше стрелять могут начать. Металл двери – какое-никакое, а прикрытие. Искоса глянул на Лаэртель. Она и сама сообразила. Умничка. Только веки как-то не хорошо прикрыты, будто она в обмороке. «Колдует!» – догадался Лешка и с радостью нажал на педаль. Машина взревела, менты бросились врассыпную, на бегу выхватывая пистолеты. Из машины выскочил шофер. Леша задел его краешком бампера и, не задерживаясь, рванул дальше по грунтовке. Вслед неслись выстрелы и матюги: поняли, наверно, что ни одна машина не заводится.
Лаэртель снова села на сиденье, но уже выпрямив спину. Свободно, торжествующе. Она улыбнулась благодарно, и сердце снова пустилось вскачь, а в голове затуманилось.
