– До вечера ножками походите? К вечеру пригоню вам на работку. Или к квартирке лучше?
– Нет, на работу в самый раз. Я могу задержаться.
– Ну и отличненько, – он снова задвигался весь разом, словно суставы были заменены подвижными шарнирами.
– Спасибо, Фин.
Регина постояла немного на дороге, а затем решила, что до отделения пройдется пешком: если срезать наискосок, через дворы, она, пожалуй, даже быстрее, чем на маршрутке доберется.
Она любила эти уютные дворики. Дома хоть и были построены при Хрущеве и, конечно, по-дурацки построены, но в них поселилась какая-то доброжелательность, домашняя уютность. Ее двухкомнатная квартира тоже в таком доме находилась, и менять ее она не собиралась. Сделала ремонт, объединив кухню и зал и разделив туалет, и теперь ее всё устраивало. Она редко натыкалась на новостройки, которые вызывали бы желание пожить в них. В основном они казались холодными и чужими. Там даже деревьев во дворах нет. А здесь повсюду тутовник, абрикосы: и тень, и свежий воздух, и еда для ребятишек. Что удивительно, никто животами не мучается, хотя едят немытые, а порой и зеленые фрукты. Положительная энергетика, не иначе. Лет десять назад она бы посмеялась над «положительной энергетикой». А теперь… Поразительно, как много из того, что в детстве она считала фантазиями, оказалось правдой. Другой мир совсем рядом. Как Финнтен-каторжанин, которого друзья звали Фином.
Она многих каторжан знала по именам. Точнее, знала, как их звали в другом, их собственном мире, но обращалась к ним таким образом редко. Только если каторжанин по-настоящему ей нравился. Сару она жалела. Обычно его раса не вредит людям, может только похулиганить. Но у Финнтена такое хулиганство окончилось смертью человека, и он попал сюда. Получил пять лет каторжных работ – два года назад лучей на его плече было столько же.
Дворики закончились, теперь еще метров пятьдесят вдоль магазинов – и она на работе.
Первое, что она заметила, ступив за неприметную дверь между почтой и хлебным магазином, – это портрет преступника в профиль, анфас и вполоборота. В отличие от обычных отделений полиции, у них таких портретов было немного, и если он висел у входа, где могли видеть и случайно входящие, значит, дело серьезное.
Регина задержалась ненадолго. Антипов Алексей Николаевич, 25 лет, вор-рецидивист. Информации немного, ровно столько, сколько можно знать непосвященному.
– Что это, Платон? – кивнула она на доску, поздоровавшись с дежурным.
– Гастролер, – равнодушно просветил он. – Оперов на уши поставили, он ведь по мелочам не разменивается. Благо заняться пока нечем.
– Ясно, – она прошла за вертушку.
«Вот почему дежурный не хотел отвлекаться на мою просьбу. Наверняка шмонал машины, пытаясь задержать преступника. Как он выразился? “Дел за гланды”. Правильно я решила не писать рапорт на него…»
Прежде чем пройти в кабинет, заглянула к операм.
Незаметно было, что их поставили на уши, и они с ног сбились, разыскивая беглого каторжника. Опера дурели от безделья. Когда она открыла дверь, двое из них пускали самолетики. Один чуть не попал ей в глаз. Другие двое с надрывом обсуждали какую-то книгу, а последний ожесточенно дергал мышкой, сидя за компом. Наверняка в стрелялку играл.
– Здравствуйте, драгоценная Регина Юрьевна! – заголосил Женя Ерохин.
Его звали Хорь, потому что всегда заросший и юркий. А по природе ему полагалось какое-нибудь птичье прозвище – он карс
