Руны и серебро - страница 24



Рот Альгерда скривился в улыбке. Максимиллиана, чародея, посвятившего себя алхимии, зельеварению, волюнтарийскому ядоисканию и нивиллированию ядов, действительно не уважали ни боевые волюнтарии, ни мастера охранительных чар, ни зачарователи. Искусство Максимиллиана Сребрадского никому не казалось благородным. Однако он стал очень полезен светским владыкам. Покровительство потомка Хелминагора, короля Кордании Энриха Эмфирогенета обеспечило Максимиллиану небывалый карьерный взлёт.

– Всё-таки интересует, – подзадоривая, бросила Лана.

– Не совсем так. Известное противоречие: нас интересует мнение тех, кого мы презираем. Как бы ни были ограничены умом приближённые Максимилиана и он сам, всё же нельзя отказывать этому кругу людей в силе. Кроме того, так уж вышло, что у меня другого общества чародеев, исключая нашу коллегию, нет. Поэтому не удивляйся, что меня волнует то, что о моём обмороке, моей слабости и немощи идут сейчас толки. Мнение овец может не интересовать хищника, либо того, кто их стрижёт. Я же пока не глава прекраснейшего из цехов Империи.

– Есть и другое общество чародеев, – развязно улыбнулась своей шутке Лана.

Нелепой, дурацкой шутке, на взгляд Альгерда. В словах Ланы ему привидились дыбы и железные девы в застенках Ордена, послышались удары плети и крики предаваемых огню тенепоклонников.

– Не произноси подобного даже ради смеха, даже наедине со мной. В этой части Мид-Арда есть лишь одно общество чародеев. Всё остальное должно быть выжжено пламенем, порублено зачарованными мечами.

– Мне так нравится, когда ты серьёзен и суров, словно наставник по мракоборческим практикам, – прильнула к его плечу Лана. – Скажи, а мы можем убрать эту пакость из моей спальни хотя бы пока мы наслаждаемся друг другом?

Лана указала на стоящее возле сундука с её одеждой безобразное существо в полтора аршина ростом. Кожа существа была жёлтой как сера, руки и ноги кривы как ветви дерева, а бесформенная голова напоминала корень мандрагоры. Большими змеиными глазами существо пристально смотрело на них.

– Это Грегуа, – отмахнулся Альгерд. – Тебя только сейчас стало смущать его присутствие?

– Старалась не обращать внимания на очередную жертву твоих странных опытов. Но если оно будет пялиться во время того, как мы… в общем, это уже перебор.

– Твои коты тоже глядят на нас, когда…

– Коты – другое! – резко воскликнула Лана. Так что Альгерду показалось, будто воздух пропитается сейчас гневной Волей чародейки.

Полосатый шерстяной комок, свернувшийся на резном карле близ большого зеркала, встал и потянулся. Будто услышал, что речь ведут о нём и его братии.

– Они милые дети природы, а это – пакость! Это ведь кобольд, верно?

Альгерд медленно кивнул.

– Ещё одно порождение Умбры, – звонко проговорила Лана и надула губы. – С тобой вечно так: ты запрещаешь мне шутить о ложах чернокнижников, а сам тащишь в мой дом всякую нечисть.

– Не занудствуй, милая. Грегуа совершенно не опасен, всё его тёмное нутро выжжено моими заклятиями, вместе с частями мозга. Притом, Грегуа очень полезен, я никак не могу отказаться от владения им. Мы ведь в ответе за приручённых нами тварей.

– Во имя Хелминагора! Приручить и выжечь половину мозга чарами – разные вещи, Альгерд! И чем он так необходим тебе, что ты не можешь отпустить его?

– Грегуа – мой носильщик. Ты могла заметить, что именно он занёс мои вещи наверх. Я полагаю, что иметь в слугах кобольда с поражённым чарами мозгом куда нравственнее, чем использовать подневольный труд людей или йордлингов. И когда-нибудь всё общество согласится со мной.