Лана посмотрела на Альгерда, как смотрят матери на своих детей, когда те лепечут всякий вздор, что приходит на ум. В её взгляде смешалось умиление и лёгкая тоска по чему-то далёкому.
– Иногда я не понимаю, почему испытываю к тебе чувства, – сказала она.
– Ты испытываешь ко мне какие-то чувства? – бровь Альгерда выгнулась дугой. – Всегда считал, что ведьмам высокие чувства недоступны. Даже тем, что лечат людей.
Сумрак пробежал тенями по лицу Ланы. Она стиснула зубы. Альгерд вращал в руке бокал и смотрел на него.
– А чародеи, по-твоему, способны испытывать высокие чувства? – бросила Лана.
– Чародеи способны испытывать только страстное желание власти, – Альгерд видел смущение своей любовницы, а потому пожелал перевести тему разговора. – К слову, об этом желании и прочих чувствах и страстях чародеев. Грегуа, выйди из комнаты!
Кобольд, словно проснувшийся после многолетней спячки тряхнул головой и, кряхтя, удалился из ведьминых покоев.
– Всюду в мире властвует противоречие, – продолжил Альгерд. – И мой провал в университете Его Императорского Величества Хенвальда Исмара Хелминагора исключением не оказался. Видишь ли, в той зале аудиториума я ощутил слабость. Болт, который выпустил сукин сын прикончил бы меня, если бы не рунное заклятие. Я говорю это только тебе, хотя в коллегии уже наверняка распускают слухи, они ведь знают, что я предпочитаю начертить образ руны чистому мыслительному заклинанию. Им ведомы мои слабости, Лана. Ведомы, после Добрина. Знают твари, как тяжко даётся мне сосредоточение, после того как я потерял… Эх, я ведь и на сей раз хотел остановить, защититься от этого проходимца Фьяра мыслью, но не успел. А когда он полез к фиалам с алхимическим пламенем, то хотел скрутить его Волей, либо наслать паралич, а мысли спутались, получилась какая-то невнятная мешанина и я вовсе упал без чувств.
– Да, но ты ведь всё же остановил его…
– Не перебивай! Я ещё не окончил речь. Случившееся в Хенвальде помогло мне понять кое-что важное и сделать выбор. Я отправлюсь навстречу серьёзной опасности, вернусь победителем и стану собирать сторонников в коллегии. Не всё Максимилиану наслаждаться благами, которые даёт высокий покровитель и слава, причём незаслуженная. Умбра бросила вызов нашему миру, и я собираюсь его принять, дабы, защитив Мид-Ард, стать тем, кем я и рождён: истинным мастером Воли. А кроме влияния среди собратьев-волюнтариев и имперской власти, победа над умбрийской угрозой даст мне то, что я никогда не обрету в борьбе со спятившими профессорами или слабосильными чернокнижниками – уверенность в собственных силах.
– Сейчас в Мид-Арде две серьёзных умбрийских угрозы: вампиры примордиальной крови в Летних Королевствах, если быть точнее, в Альратии и Чёрная Хворь в Анкорне. Боюсь, что ты не один хочешь помочь Белому Страннику…
Альгерд рассмеялся.
– Принеси ещё вина, – молвил Альгерд. – Я не собираюсь помогать Страннику за пределами Империи. Тёмные силы, бушующие за пределами законов Вольфгарда и юрисдикции коллегии меня мало интересуют. Благодарю.
Он подождал, пока нагая чародейка заберётся на перину и укроется одеялом. Сейчас он настолько был сосредоточен на себе, своей речи и своём образе, что не обращал внимания даже на её молодое манящее тело.
«После», – решил он про себя.
– Большинство наших теперь в Кордании, исцеляют больных Чёрной Хворью, – упорствовала Лана. – Хотя Максимиллиан даёт добро и тем, кто отправляется в Летние Земли – не пойдёт же он против тех, кто собрался помогать Белому Страннику в самом деле?
