Russология. Путь в сумасшествие - страница 20

Трассу тянули в восьмидесятых… то есть часть её, вёрст сто. «М-2» затеяли при Брежневе (Герое много раз, Генсеке, Маршале и Председателе ВС и пр.), для приближения Москвы как к Крыму, так к Кавказу. Строили трассу и при Черненко, и при Андропове; после – при Горбачёве, сдавшем Союз и советскую власть. Чуть позже стройку остановили, чтоб магистраль, вернее, новый путь, означенный «М-2», слить с давней устарелой «Симферопольской», разбитой, узкой, тряской. Но сама «М-2» – кипуча, рьяна, темпераментна, активна. Проложена она во имя выгод, в принципе, погонь за прибылью и для развоза всяческих проныр. «М-2» – для трейлеров, что едут к нам из-за границ с лимонами, орехами, вином и ширпотребами, а убывают с лесом, газом и металлами. «М-2» – курортная: с июня Центр, – в авто, с автоприцепами, а то без них, – сквозь зной, дождь, зависть едет к Черноморью: так из Нью-Йорка в негу Флóриды мчит публика. «М-2», включительно, проводит к Даргомыжскому, Лескову и Поленову, к Толстому, Фету, etc. «М-2» – история навыворот: как к нам по ней притёк степняк – так мы по ней пошли на степь. Добавочно, «М-2» для тех, кто едет не для прибыли или культурных замыслов, а вот как я сейчас…

Опять абстракции, хоть я был должен разрешать проблемы, и быстрей: болезнь мою (как вылечить), доходишко (где взять его, чтоб жить комфортней). Также рассудить о близких: первое, родителях, встревоженных моим несчастьем; далее о Нике, бедственной жене моей, и, главное, о сыне: мальчика учить пора – ан денег и здоровья нет. Мне нужно думать, в общем-то, про «сикль».

Сикль нужен.

Где сикль брать?

«Наваривать» я не умел: не чувствовал вкус к выгоде. Бежал нас рубль, чураясь нас. Сперва – чурались прадеды. Отец мой мог стяжать ― не стал. Я сам, служа в таможне, мог урвать своё… Увы! Я не расчётлив, но напротив, некорыстен, с романтической натурой… Были случаи, имелись, – я стеснялся. В результате, рубль оставил нас. Бюджетники, мы обеднели. Зато госсобственность спёр прыткий некий плут: кто трон в Кремле, кто зéмли, кто завод, кто ящик с гайками, кто лампу в общем туалете. Зависти, однако, не было; единственно, возник вопрос: раз жизнь так слажена, что, чтобы слыть в ней лучшим, так сказать, достойным, следует стяжать и в славе господа с возами СКВ, – кто и зачем я, тот, кто не стяжает? Что бежал рубля? Зачем я ставил рубль в ничто, раз он влиятельность и индекс высших качеств, собственно ― сам идеал? Как влип я в сеть лукавых торгашей, надувших нас, при этом ставших «цимусом земли», «эльбрусом социальной эволюции»? Кто я в сём пакостном купи-продайном мире? В чём изъян? Баланс не блюл между маммоной и Христом?.. Но нет. Здесь Бог! Он что велел? Он дал запрет на службу разным господам. Бог твой вожатый – либо деньги и барыш. Я пробыл с Богом долго… нет, старался быть при Боге. Финиш горек.

Я прервал раздумья по бесплодности. Тем паче, Бог мне, кажется, помог: шлёт в Квасовку «к корням припасть», – спастись, наверно… Зеркало тряслось в вибрации… «Mack Trucks», промчав, нырнул в взвесь грязи, взвихренной с асфальта, и заляпал «ниве» стёкла; я промыл их… В блеске солнца вехи-знаки расстояний (как подсказки, сколько придётся ехать до Тулы, Курска, Ростова) прыткой колонной двигались к югу, якобы к неге, но через щели старой машины веяло стынью.

Магистраль «М-2» – газон вёрст в двести меж асфальтов. По краям – поля в сугробах; в отдалении деревни, дачи, склáды да заводы на заснеженных пространствах. И – безлюдье. На обочине заметишь только бабку, что-то продающую, дорожную девицу и бомжей, исследующих банки из-под пива, плющащих их палкой, чтоб позднее сдать их в пункт приёма цветметаллов… До Оки, где край Московии, – мрак, тягостно… Спуск в пойму. Здесь Ока, – по сути, некая психо-оборка, грань условиям, которые творят Московию, московский норов и московский климат. Мрак над плоскостью из глины быстро тает; небо я́снится. Я возбуждаюсь здесь, тщусь тайну высмотреть. Не я один, но многие, а нынче мой Антон средь скарба (в пальцах «трюфель», им полученный от Марки, «дяди Гоши») здесь невольно оживают… Впрочем, вряд ли: сын – москвич; ему милей высотки, суета, рекламы, людскость.