Какое-то время девчонка стояла, не до конца осознав личную трагедию. Потом до неё стало доходить. А тут и Надька поспешила на помощь, услужливо и с нескрываемым чувством злорадства протянула подруге зеркальце.
– А-а-а-а! – истошный девчоночий крик ещё долго стоял над окрестностями районного центра, больно бил по ушам, по нервам, будил чувства стыда, вины, и ещё чего-то.
Светку увели в больницу, остальные разбрелись по домам, договорившись молчать, как партизаны на допросе.
Я вызвался проводить Ленку. Она не возражала.
За всю дорогу мы почему-то не проронили ни слова. И лишь у бывшего общежития, которое выделили для жилья беженцам, я что-то промямлил. Что ответила Ленка – не расслышал.
Мама пришла домой чуть позже меня.
Такой разъярённой мамы я ещё не видел.
– Ты зачем толкнул Светлану? – звенящим шёпотом спросила с порога.
Побелевшее лицо, расширенные и подрагивающие от негодования крылья носа, трясущиеся руки.
– Да я… она… – я пытался что-то произнести в своё оправдание, но мои слова натыкались на стену полнейшего непонимания.
Мне просто не давали слова. Вопросы задавались, но ответов мама слышать не хотела по определению. Это был в своём роде истерический монолог директора школы.
Вот его краткий синопсис:
– Идиот!
– Изверг!
– Бездушное тупое чучело!
– Ты испортил мне карьеру!
Оказывается, мою маму вызывали в районную администрацию и предложили должность заведующей районо. На днях было предварительное собеседование с главой администрации Валентиной Васильевной – Светкиной мамой.
– Валентина Васильевна уже звонила мне только что. Требует объяснений. Что скажешь, сынок?
Я лишь пожимал плечами.
Иногда мама вспоминала о жертве:
– Ты представляешь, как сейчас Светлане жить? Ведь она – девушка, и для неё лицо – это почти всё! А ты… а ты… ты ей испортил жизнь! Кому она нужна будет уродиной с обезображенным лицом?
– Вы мне предлагаете жениться на Светлане Лариной, Ирина Николаевна? – у меня хватило смелости огрызнуться вполне безобидно. – С царской семьёй породниться желаете? В придворные метите?
– Не ёрничай, не ёрничай, изверг! – мама толкнула меня на диван и приступила исступленно молотить кулачками по спине.
– Вот тебе! Вот тебе!
Мне ничего не оставалось, как прикрыть руками ранее травмированную усилиями Светки голову, и терпеливо ждать конца. Или своего, или маминой истерики.
Право думать у меня пока ещё никто не отнял, вот я и думал, соображал, лёжа под материнскими тумаками.
«Как выйти из этой ситуации? С кем посоветоваться? Мама не в счёт. Папа на уборочной в полях. Приедет только дня через три. Анютка не советчик. Мне бы бабушкой, с дедушкой поговорить. Они бы точно помогли».
Очнулся от всхлипов; мама сидела за столом, плакала, уронив голову на руки. Сел рядом, коснулся материнского плеча.
– Прости меня, мама, – другие слова на ум не приходили.
– Завтра на школьной линейке ты публично извинишься перед Светланой Лариной! – безапелляционно заявила директор школы. – Будет лично Валентина Васильевна!
– Хорошо, Ирина Николаевна, – в тон ей ответил я.
Мама как-то по-новому посмотрела на меня и лишь хмыкнула. Значит, истерика прошла, разум восторжествовал. Будем ждать завтрашний день, а там… как масть ляжет.
Понял, что взрослые не знают деталей, причины сегодняшнего события им не ведомы. Впрочем, никто не пытался докопаться до истины. Просто назначили крайнего. Им оказался я – Иван Андреевич Иванов, сын директора школы. Наверное, так легче всем.
