– Это не пьянство, а алкоголизм.
– Вовсе нет, у меня пьянство. Я могу жить без алкоголя, но не хочу, а вот алкоголик, хочет и не может. Согласись, разница есть. К тому же, если говорить о смыслах, то алкоголизм – это образ жизни, а пьянство – стиль.
– Считаешь, что бухая, ты обретаешь стиль?
– Нет, я просто его не порчу.
Мы прошли вдоль торгового центра и завернули в темный переулок, в такой, от куда выскакивают обычно бандиты. На улице стало совсем темно и зябко.
– А курить траву по твоему не стильно?
– Стильно, но уже не модно. Худых и глуповатых хиппи опошлили в тот момент, когда подростки стали нюхать клей, курить марихуану из грязных бутылок и умирать от химии, прикрываясь идеей расширения сознания. Нет ничего стильного в том, что семнадцатилетняя девочка блюет в машине скорой помощи, купив наркотики те, которые подешевле. Нет ничего эстетского в том, что студент врет матери, что преподаватели тянут из него деньги за экзамены, а сам накупает полный пакет этой дряни, сушит ее тайком, перепродает, а в итоге оказывается в опорном пункте у ментов, которые глумятся над ним всю ночь.
Мы уже почти подошли к нашему району, ведя эту глуповатую беседу о смыслах.
– И вообще, с эстетической точки зрения все эти бутылки, тазики с водой, косяки – все это так бездарно и глупо, что я просто не могу это терпеть, а потом эти глупые смешки, ужимки, сдавленные голоса. Глупо и пошло.
Я почему-то разгорячился и говорил так, будто мне не все равно. Такое бывает редко. Я судорожно думал, что ей сказать еще и одновременно осознавал, что говорить мне легко, что мысли мои ясные и форма для них рождается очень просто, буквально из воздуха.
Это значило, что ей со мной было хорошо.
У меня тогда был такой индикатор: если мне легко с человеком, если меня слушали и молчали, если мысли мои не спотыкались о ямы стеснения и предрассудков, то я был убежден, что ближнему со мной хорошо. Такой вывод я сделал пристально наблюдая за окружающими меня людьми.
– Черт, возьми! – вдруг, сказала она, – Как тебя зовут? Может, мы познакомимся уже?
– Ах, да – осекся я, – Платон.
