Наконец за мной пришли. Всё тот же полицейский и ещё двое, в форме и чёрных балаклавах. Они сняли пакет, посмотрели на растёкшуюся под стулом лужу и ничего не сказали. Молча повели меня через пустой коридор куда-то вниз по лестнице.
Мы пришли в другую комнату, тоже без окон. Тусклая лампа едва освещала её, бросая чёрные тени, возвышавшиеся надо мной на стене. Там были ещё двое, в резиновых перчатках и тоже в чёрных масках. А в углу, скрестив руки на груди, сутулился следователь. Это было похоже на второсортную, полную штампов постановку о застенках Лубянки.
С меня сняли наручники и приказали раздеться.
– Я хочу видеть адвоката, – сказала я.
– Раздевайся, – крикнули мне. – И ложись на кушетку.
Тут я разглядела кушетку, как в медицинском кабинете. Мне стало по-настоящему страшно.
– Зачем раздеваться? Что вы будете делать?
– Медицинский осмотр, – хмыкнул один из тех, что в перчатках.
– Я ничего не буду делать, пока не увижу адвоката.
Меня окружили, стянули джинсы, свитер и бюстгальтер, уложили на кушетку лицом вниз. Я пыталась кричать, но мне заткнули рот.
Потом перевернули на спину и, вытянув руки и ноги, привязали их по углам кушетки. В психиатрических больницах такое называется «распятием на кресте». Один из мужчин в перчатках достал полевой телефон, размотал провода и прицепил клеммы мне на соски. Следователь стоял с руками за спиной и сосредоточенно смотрел на меня.
– Вы не можете пытать меня, – крикнула я. – Я пожалуюсь правозащитникам…
Ударило током, и я выгнулась в дугу, ощутив такую боль, словно меня проткнули насквозь. Сначала они ничего не говорили, просто били током, затыкая рот, чтобы я не так громко орала. Потом разглядывали и ничего не говорили, ни слова. Потом снова включали ток.
Спустя время, измотав меня, начали задавать вопросы.
– Вы состоите в организации «Левый переворот»?
Я с такой силой стиснула зубы, что, казалось, они раскрошатся. «Ничего не говорить, ничего им не говорить». Мне всегда представлялось, что я смогу выдержать всё, и пытки тоже. Но продержалась я недолго.
– Да, состою, состою. Прекратите, как же больно!
– Члены вашей организации готовили теракт?
От нового удара током свело судорогой мышцы шеи и подбородка, сколько-то времени я не могла отвечать.
Следователь подошёл ближе и погладил меня по голове:
– Всё будет хорошо.
Полицейский, державший полевой телефон, снова ударил током.
– Всё будет хорошо, – приговаривал следователь, пока я корчилась от боли. – Всё будет хорошо.
Мужчина в маске нагнулся к моему лицу:
– Члены организации готовили теракт?
– Да!
– Собирались захватить склад боеприпасов в Электрогорске?
– Да!
– Вы проводили тренировки в лесу?
– Да!
– Кто готовил взрывчатку для теракта?
Меня вырвало, я едва не захлебнулась. Один из мужчин быстрым движением вытер мне рот, без брезгливости, деловито, как врач.
– Всё будет хорошо, – повторил следователь.
Полицейский снова навис надо мной:
– Кто готовил взрывчатку для теракта?
– Я не знаю! Я ничего не знаю!
– Семёнов? Он готовил взрывчатку?
Я разрыдалась. Меня облили водой, плеснув из чашки на грудь, и от следующего удара током я на какое-то время потеряла сознание.
– Кто готовил взрывчатку?
– Лысый! Лысый готовил! Лысый!
– Андрей Андреевич Семёнов, по кличке Лысый?
– Да, Андреевич, Семёнов, – плакала я.
– А кто планировал нападение на склад в Электрогорске?
– Феликс!
– Хорошая девочка, не плачь, – повторял следователь. – Всё будет хорошо.
